Он даже не моргает.
— Правда.
Я не собираюсь осторожничать.
— Какая твоя любимая поза в сексе?
— Я не причиню тебе вреда, — говорит он, видя мой вопрос насквозь. — Я знаю, ты нервничаешь из-за секса, но я обещаю, что буду... — он улыбается собственным мыслям. — ...нет, не совсем так.
— Ты собирался сказать нежным, не так ли?
Его губы приподнимаются еще выше, подтверждая мое предположение.
Во рту стоит послевкусие текилы, и у меня кружится голова при мысли о том, что Коннор может быть вовсе не нежным. Я не самая мягкая девушка, поэтому образ нежного, осторожного парня заставляет меня содрогаться.
— Я обещаю, что буду самим собой, — говорит он, ухмыляясь и делая следующий глоток вина.
— Тогда хорошо, что ты мне нравишься, — мой голос все еще холоден. Алкоголь еще не подействовал.
— Нравишься? Qu’en est-il de l’amour? А как же любовь?
— Ты же не веришь в любовь, — парирую я. — Значит, ты потерял право быть мною любимым, — я уверенно киваю, подтверждая свою новую позицию. — Но ты мне все еще нравишься. Не волнуйся.
— Я никогда не волнуюсь, — говорит он. — И я верю в любовь. В детстве я думал, что она нереальна, но потом я увидел, что для некоторых людей любовь действительно существует. Просто не для меня.
Верно. Он никого не может полюбить. Я полагаю, у него слишком аналитический склад ума. Я смирилась с этим фактом, но часть меня все равно очень сильно желает стать его первой любовью, точно так же как он стал моей. Его рука продолжает двигаться вниз, сжимая мою попку под шелковой ночной рубашкой. Я подношу бутылку текилы ко рту, делая небольшой глоток.
— Ты не ответил на мой вопрос, — говорю я.
— Какая у меня любимая поза в сексе?
— Да.
— У меня их много.
— Выбери одну, Ричард, — рявкаю я.
Он улыбается.
— Миссионерская... с некоторыми изменениями.
— С какими изменениями?
Его губы расплываются в еще более широкой улыбке, как будто он придумал шутку у себя в голове. Мне вроде как хочется врезать ему за эту ухмылку, но в то же время я жажду, чтобы Коннор грубо поцеловал меня. Это странная смесь, сводящая меня с ума.
По крайней мере, он не мечтает, чтобы я скакала на его члене, как сексуальная госпожа. Я не думаю, что смогла бы с таким справиться. Это явно не то, что я себе представляла о сексе. Хотя, когда люди знакомятся со мной, я знаю, что это первое представление обо мне, которое приходит им в голову. Я в туфлях, с приставленным к горлу мужчины каблуком. Все эти годы я тоже верила в этот стереотип. Что для того, чтобы быть сильной, уверенной в себе женщиной за пределами спальни, я должна в равной степени доминировать и внутри нее. Это и есть причина, по которой я редко приводила парней к себе в комнату во время учебы в колледже. Потому что я бы попросту их разочаровала. Поэтому для меня было предпочтительнее выставить их за дверь и услышать, как они называют меня ледяной сукой, чем быть высмеянной за то, что не могу воплотить в жизнь их фантазии.
Мы все представляем собой что-то большее, чем кажемся другим.
— Правда или действие? — его вопрос прерывает мои мысли.
— Правда.
— Какая твоя самая странная фантазия?
— Я передумала. Я выберу действие, — быстро говорю я.
Он смеется.
— Играй по правилам, дорогая.
— Действие, — повторяю я, не отступая.
— Хорошо. На этот раз я позволю тебе сжульничать.
Сжульничать. Какое мерзкое слово, но я все равно стою на своем.
— Ты должна... — его взгляд пробегает по комнате, прежде чем снова останавливается на мне. — Ответить на мой вопрос, — он широко улыбается.
— Ты ужасен, — говорю я невозмутимо.
— Ты все равно любишь меня. Даже если больше не говоришь этого.
— Может быть.
Брр. Я смотрю на свою предательскую бутылку текилы, от которой мой язык развязывается, а мозг затуманивается.
Рука Коннора опускается ниже к моей попке, и он притягивает меня так близко, что я оказываюсь у него на коленях, раскинув ноги в стороны. Коннор убирает волосы с моей шеи и оставляет легкий поцелуй на моем затылке. Он наблюдает, как мое тело, разгоряченное алкоголем, дрожит от его прикосновений, а голова кружится от нашей близости.
— Ты сама захотела сыграть в эту игру, — напоминает он мне. — Значит, где-то в глубине души ты хотела, чтобы эти вещи стали раскрыты.
Так и есть. И именно поэтому я попросила его принести алкоголь. Чтобы набраться смелости. Я делаю еще один маленький глоток, отчего мои губы увлажняются. Коннор медленно проводит по ним большим пальцем. Когда у меня перехватывает дыхание, он засовывает свой палец себе в рот, пробуя текилу на вкус.
— Моя самая странная фантазия? — повторяю я, изучая его так, словно он самый интересный экземпляр во всей Вселенной. Для меня он определенно таким и является. Когда я внезапно обдумываю свой ответ, то бледнею. Я даже и близко не настолько пьяна, чтобы рассказать ему это. Но я не могу солгать. Я чертовски сильно ненавижу обманщиков. — Спроси меня о чем-нибудь другом.
— Нет, — говорит он, не облегчая мне задачу. Он кладет руку мне на затылок, и мы оказываемся так близко друг к другу, что его грудь касается моей. Коннор делает глубокий вдох, и мое тело приближается к нему. Напряжение нарастает, скручивая меня в тугую нить, а между ног начинает пульсировать от желания его прикосновений. Он целует меня в уголок губ. — Ответь мне, — бормочет он низким, хриплым голосом.
— Объясни, что для тебя означает «странный», — выдыхаю я.
Он куда-то дел свою бутылку вина. И меня это даже не волнует.
— Странный — значит, выходящий за рамки нормального, по традиционным стандартам общества.
Да, моя фантазия определенно отклоняется от нормы. Я думала о ней несколько раз до этого, и я понятия не имею, почему она меня так заводит.
— Меня не должно это так возбуждать.
— Позволь мне судить об этом, — он снова убирает волосы с моего лица, пока его пристальный взгляд медленно скользит по каждому дюйму моего тела, согревая меня сильнее, чем алкоголь.
— Я думаю, что моя фантазия странная даже по твоим меркам.
Он перестает гладить меня, приподнимая брови. В его взгляде сквозит чистое любопытство.
— Теперь ты обязана мне рассказать.
— Я представляю тебя, — мой голос замирает.
— Хорошо. Продолжай.
Я шлепаю его по руке.
— Я тоже тебя представляю, — говорит он. — С тех пор, как мне исполнилось семнадцать.
— Правда?
— Это несправедливо по отношению к другим людям, с которыми я был, но ты всегда была для меня самым очаровательным человеком. И никто не мог бы с тобой сравниться в моей голове.
Перефразировав его слова, я слышу: Я люблю тебя. Даже если он никогда этого не произнесет. Это заявление придает мне смелости. И я сажусь немного прямее у него на коленях. Облизывая губы, я продолжаю:
— Я представляю нас с тобой.
— Я так понимаю, мы к чему-то приближаемся.
Я свирепо смотрю на него.
— Мы можем пропустить это, если ты не хочешь услышать продолжение.
— Роуз, — ласково говорит он, — я бы просидел здесь еще восемьдесят лет, слушая, как ты говоришь. Я люблю звук твоего голоса и каждое сказанное тобой слово.
— Значит, ты любишь мой голос, но не любишь меня?
Он крепче сжимает мою попку, и у меня перехватывает дыхание.
— Может, это тебя следует назвать Умником после того, как мы трахнемся.
Я на самом деле смеюсь.
Он улыбается вместе со мной.
— Расскажи мне, — шепчет он, щекоча мое ухо. — N’ai pas peur. Не бойся.
Я сглатываю.
— Мне это, возможно, не понравится, даже, несмотря на то, что я об этом фантазировала.
Он стонет, наполовину от разочарования, наполовину от возбуждения. Его дыхание более затрудненное, чем раньше.
— Ты убиваешь меня.
Я ощущаю, как твердеет подо мной его член. И мне очень, очень нравится эта власть.