Он пытается сдержать смех. Но ему это не удается.
— Это не смешно, — говорю я. — Она, наверное, стоит целое состояние. Можешь передать ей, что могу я отдать ее в химчистку или заменить на ту, которую она захочет.
Мне не было так стыдно с шестого класса, когда мы поехали в Смитсоновский музей науки. У меня тогда начались месячные, и чтобы сделать это событие ещё более запоминающимся, глупый мальчик показал пальцем и сказал мне, что мой Уран кровоточит(с англ.Uranus - Ur anus - твой анус).
Хотя могло быть и хуже. В этом сценарии я была самой незрелой.
— Я поговорю с ней, — спокойно говорит он. Я выдохнула с облегчением. — Я дам ей знать, что полностью поддерживаю твое решение вести себя как ребенок, и если бы ты этого не сделала, то это сделал бы я.
Я атакую его бицепс своей сумочкой, набрасываясь на него черным клатчем с блестками.
— Ты не помогаешь, Ричард!
Он хватает мою сумочку и отбрасывает её в сторону, прежде чем я успеваю что-то сказать по этому поводу. Затем он передает мне откупоренную бутылку шампанского.
— Пей, — приказывает он.
Я с удовольствием делаю глоток, пытаясь прогнать унизительные воспоминания, которые я создала. Первые две минуты были достаточно сердечными. Она спросила о Calloway Couture, и я рассказала ей, что несколько универмагов заинтересованы в поставках моей одежды. Затем она грубо перевела разговор на мои отношения с Коннором.
Она сказала: — Хотя я и восхищаюсь твоими амбициями, это погубит моего сына.
— Простите? — ответила я, мой позвоночник выгнулся дугой и приготовился к атаке.
— Ему нужно, чтобы рядом был кто-то лучше, чем ты, — уточнила она.
Ее крашеные рыжие волосы вдруг приобрели оживленный дьявольский вид. Я понимала, что она пытается защитить своего сына, и также она оказалась очень прямолинейной женщиной.
Впрочем, как и я.
Я сказала: — Вы думаете, что можете лучше всех судить о своем сыне? Он провел своё детство в школе-интернате.
— Ты думаешь что можешь судить лучше? Ты просто глупая маленькая девочка, — ответила она, отхлебнув белого вина.
Эта фраза сделала своё дело.
Неразумно было с её стороны говорить, что я глупая. И маленькая девочка. Меня называли гораздо хуже, но в её исполнении это было, как удар в живот. И я ударила в ответ. Я порывисто встала и выплеснула свое красное вино на её кремовую блузку.
Её глаза стали большими, как блюдца, и она вскочила со стула в тревоге.
Я замерла.
Коннор утешительно положил мне свою руку на плечо, безмолвно говоря, что всё в порядке.
Катарина поджала губы, но не послала меня к черту и не устроила большую сцену. Собравшись с мыслями, она спокойно положила салфетку и плюхнулась на своё место.
По пути к выходу она подошла к нам и остановилась, чтобы сказать своё последнее слово.
— Сейчас вы думаете, что у вас есть время друг для друга, но когда вы оба станете старше, вы увидите, — она оглядела меня с ног до головы. — Вы оба продолжите этот путь, и поймете, что чём-то придётся. И ваши амбиции всегда будут превосходить друг друга. И ты, Роуз, будешь той, кто отправит своего маленького сына в школу-интернат. Годы пролетят как минуты, и когда ты поймешь, что всё упустила, на тот момент будет уже слишком поздно.
С этими словами она прошла мимо меня и Коннора к двери.
Эта женщина была так полна сожалений, и её слова вдруг стали меньше похожи на оскорбление и больше на предупреждение. Мои щеки горели. И до сих пор горят. Я чувствую себя такой глупой. Как маленькая девочка, которой она меня назвала.
— Она меня ненавидит, — говорю я, щипая переносицу после того, как отпила шампанского.
Он выхватывает бутылку из моих рук.
— Она больше ненавидит себя, — отвечает он. — В последнее время она очень ностальгирует. Ты просто застала её в неудачное время.
— Если бы я отказалась от своей работы ради тебя, я бы ей понравилась больше? — спрашиваю я его.
— Да, — отвечает он. — Но мне бы ты нравилась меньше. Ты не можешь угодить и мне, и моей маме. Ты можешь сделать счастливым только одного из нас.
Я сужаю глаза. Мне не нравится этот факт. Я хочу немедленно раздавить его.
Но Коннор наклоняется ближе, его рука лежит рядом с моим бедром на кожаном сиденье, и я чувствую запах сладкого шампанского на его дыхании. Его знойный взгляд буравит мое тело.
— Никогда не уходи из Calloway Couture ради меня. Твой драйв меня заводит, — он грубо целует меня, его губы прижимаются к моим. Его рука поднимается вверх по длине моей голой ноги, потом проскальзывает под подол моего черного платья и опускается между бедер.
Я задыхаюсь. Мы в его лимузине, напоминаю я себе.
И тут его вторая рука опускается к моей шее, расстегивая тонкую цепочку.
Я крепко сжимаю бриллиантовый кулон.
— Что ты делаешь?
— Я собираюсь поиграть с тобой, — он встречает мой взгляд, и его губы изгибаются в высокомерной улыбке. Вместо того чтобы дать ему пощечину за это, я хочу, чтобы Коннор овладел мной.
Он кладет в карман мое ожерелье и достаёт другое знакомое украшение.
— Ошейник всё это время был у тебя в кармане? — спрашиваю я.
— Да, — он тянется к моей шее и аккуратно застегивает его, стараясь не защемить кожу.
— Даже во время ужина? — спрашиваю я, пораженная. Его мать была там!
...Хоть и недолго.
Он сжимает мой подбородок между пальцами.
— Это украшение, а не вибратор.
— Это ошейник, Ричард, — возражаю я.
— И он прекрасно смотрится на тебе.
Я умолкаю скорее из-за того, что он смотрит на меня, нежели из-за его слов. Его глубокие голубые глаза поглощают все мои черты, как будто он хочет трахнуть их всех. Меня наполняет боль, и когда она нарастает, он кладет сильную руку мне на спину и прижимает мой живот к кожаному сиденью.
Я сажусь, опираясь на предплечья и колени. Его движения быстры и властны. В считанные секунды он задирает мое платье, срывает трусики и встает на колени позади меня, его брюки на бедрах, боксеры спущены. Его член твердый и обнаженный.
Трахни... меня.
Прежде чем войти, он гладит меня по заднице и погружает пальцы в место между моих ног.
— Что надо сказать? — спрашивает Коннор.
Я улыбаюсь прижатая к коже сидения.
— Пожалуйста, сэр? — я почти смеюсь над этими словами.
Он так сильно шлепает меня по заднице, что на глазах наворачиваются слезы.
— Не называй меня сэром, всезнайка, — напоминает он мне сурово, без юмора в голосе. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на его лицо, проверить, говорят ли его глаза то же самое. Но он хватает меня за шею и заставляет смотреть прямо.
Ладно.
Пусть будет так, Ричард.
— Что надо сказать? — спрашивает он снова, на этот раз более хрипло.
Он издает низкий стон, приближаясь ко мне. И ослабляет свою хватку на шее, чтобы помассировать мою грудь, потом опускает мое платье, чтобы я была свободна для его прикосновений.
Когда он щиплет мой сосок, я снова задыхаюсь.
— Роуз...
Я сглатываю.
— Пожалуйста... трахни меня, — умоляю я.
Я проверяю, поднят ли в лимузине экран конфиденциальности. Да. Слава Богу. Гиллиган, его водитель, не видит этого. Но интересно, слышит ли он мой голос, когда мой рот раскрывается в форме огромной буквы «О»?
Коннор одной рукой ласкает мою грудь, а другой ласкает мой клитор. А потом его пальцы погружаются в меня, заполняя меня так сильно, что из-за короткие погружения я почти что впечатываюсь в дверь.
Он отодвигает меня назад, чтобы я оставалась на безопасном расстоянии от неё. И обхватывает одно из моих плеч, чтобы приковать меня к этому месту.
Его движения решительны, тверды и неумолимы.
— Коннор! — хнычу я.
Он трахает меня своей рукой так быстро, что мои веки ещё не начали трепетать, как я чувствую, что моя киска сжимается вокруг него. Кайф — вот он, в поле зрения. Еще немного...
И он останавливается.