Роуз смотрит на навесной потолок, микрофоны и провода, свисающие со стропил нашего нового дома. Она наморщила лоб от мысли, что ей придется жить в филадельфийском таунхаусе, спроектированном специально для съемок. Три этажа. Пять спален. Одна общая ванная комната. Никакого дворика. Хорошее джакузи и патио. И ещё большая столовая и кухня.
— Он обещал, что нас не будут снимать ни в ванной, ни в спальнях, — говорит она, поджимая губы.
— Обещания от кого-либо, кроме меня, ничего не значат, — говорю я. — Он что, ударил тебя по голове?
Она бросает свирепый взгляд.
— Это прописано в контракте.
— Тогда мы с Ло проследим, чтобы в комнатах не было камер.
— И в ванной, — поспешно добавляет она.
— И там тоже.
Она кивает сама себе и поднимает подбородок, чтобы выглядеть более уверенной в этом вопросе, но приватность очень много значит для Роуз. И это гораздо более навязчиво, чем она предполагала.
— Ты всегда можешь сказать ему, чтобы он отъебался, — напоминаю я ей. — Ты уже много раз говорила это мужчинам.
— И тем не менее, ты всё ещё здесь.
Я улыбаюсь. Правда.
Она выдыхает.
— Нет. Всё должно быть сделано так.
— И почему же?
— Он сказал, что будет больше зрителей, если мы будем жить все вместе. Богатые семьи, снятые в их привычной среде, такое уже было. А такого — нет, — она делает паузу, — за исключением Реального Мира, но…
— Я слышу в твоих словах Скотта Ван Райта, а твой рот, это последнее место, где я хочу видеть или слышать другого мужчину.
Она бросает на меня неодобрительный взгляд и говорит: — Я с ним согласна. Я провела исследование.
— Хорошо.
Но на самом деле Скотт хочет как можно больше драмы, как можно больше неразберихи, и это именно та обстановка, которая даст ему то, чего он желает. И если Роуз будет частью этого представления, он проиграет эту чертову битву. Я просто не хочу, чтобы это произошло за счет линии одежды Роуз. Если я разрушу Calloway Couture, я потеряю и её. Её компания — вот почему мы вообще изначально попали в эту ситуацию. Я сделаю почти всё, чтобы помочь ей осуществить её мечты.
— К тому же, — добавляет она, только чтобы спровоцировать меня, — в нашем доме плохое качество звука. Нам все равно пришлось бы переехать.
— Конечно, потому что они не смогли бы потратить пару тысяч долларов на установку оборудования получше в Принстоне. Эта альтернатива по поводу переезда чертовски дорогая.
— Ты зеленеешь. И к твоему сведению, в этом цвете ты выглядишь уродливо.
— Я не ревную, — говорю я. — Я ненавижу его по той же причине, что и ты: он гадит там, где ест.
— Ты ещё даже не знаком с ним.
— Я уже знаю о нём.
Она расправляет руками свое черное макси-платье, шагая взад-вперед по гостиной.
— Ты неисправим.
— Ты ходишь туда-сюда. На что ещё мы должны обратить внимание?
Она ударяет меня своей сумочкой, и я изо всех сил стараюсь не ухмыляться.
Когда она утихомиривается, она говорит: — Через шесть месяцев мы сможем вернуться в Принстон.
Она может продолжать перечислять причины, по которым переезд в Филадельфию лучше — её родители живут рядом, Дэйзи сможет посещать подготовительную школу, бизнес Ло по производству комиксов в центре города, моя поездка в Пенсильванию сократится на час, но в конце концов, у неё нет выбора. Скотт сказал ей переехать. И она переехала.
Даже этот таунхаус выбрал он. Он не позволил Роуз искать новое жилье, которое соответствовало бы нелепым требованиям продакшена.
Я смотрю на фиолетовую скатерть с бахромой, покрывающую журнальный столик, длинные белые свечи выстроены в ряд.
Они реально наняли людей, чтобы украсить помещение к приезду экстрасенса. Как будто она тоже здесь живет.
— Только не проси меня быть милым с экстрасенсом, — говорю я, только сейчас заметив, как Бен, худой оператор, спускается по лестнице. Он направляет объектив на нас.
— Мне все равно, что ты делаешь, — говорит она, — главное, что ты здесь.
Я стараюсь не выглядеть потрясенным её заявлением. Наши напряженные спины расслабляются, и я притягиваю её к своей груди и глажу по шее. Она растворяется во мне, её обычно скованное тело находит момент, чтобы расслабиться. Я смотрю в её огненные глаза, которые, кажется, никогда не смягчаются, даже если её тело ведёт себя иначе.
— Но я думал, что ты можешь всё делать сама, дорогая.
— Я могу, — говорит она, снова задирая подбородок, — но мне нравится твоя помощь... иногда.
Её взгляд падает на мои губы, она снова не уверена в себе. Она ждет, когда я сделаю шаг. Мои губы касаются её щеки.
— Я собираюсь раздвинуть твои ноги так широко, Роуз. Всё твое тело будет жаждать моего твердого члена, — она прижимается ко мне. — Ты кончишь прежде, чем я заполню каждый твой сантиметр.
В её горле застревает звук, и её руки опускаются на мою талию, торопливо нащупывая аккумулятор к микрофонам, которые мы носим под одеждой.
— Забудь о камерах, — говорю я.
Бен ловит этот момент, чтобы обойти нас, камера направлена на лицо Роуз. Он — ещё одно препятствие, марионетка Скотта. Просто чертовски замечательно. Я мог бы швырнуть камеру в стену, но я сопротивляюсь навязчивому желанию.
Я подношу руку к её затылку, мои губы прямо возле её уха.
— Ты видела, какой я большой. Представь, что я внутри тебя, полностью, как я жёстко вхожу в тебя, пока ты не забудешь, как дышать.
— Коннор, — предупреждает она, её голос звучит тише, чем обычно.
Я захватываю её волосы между пальцами и тяну, её подбородок поднимается вверх.
Её рот приоткрывается, и она подавляет звук, который хочет вырваться.
Придерживая одной рукой её за спину, я сильнее прижимаю её тело к своему, и на её щеках появляется румянец.
— Не бойся меня, — шепчу я ей на ухо. — Может быть, я не всегда на твоей стороне, но я всегда действую в твоих интересах.
Когда я отпускаю её, она отстраняется, делает два шага назад и прочищает горло. Она поправляет сумочку на руке, а затем говорит: — Не думаю, что смогу простить его за эту ванную.
Она полностью отнекивается от того, что только что произошло. И Скотт — последний человек, про которого я хочу, чтобы она думала, особенно после того, как я говорил о том, как хочу жестко её трахнуть.
— Если честно, — говорю я с сухой улыбкой, — в ванной комнате четыре раковины и два душа. Не то чтобы она была маленькой. Каждая душевая даже достаточно большая, чтобы в ней поместились пять студенток.
— Она общая. Не знаю, как там в Пенне, но у меня была своя ванная комната, которую я делила с ещё одной девушкой.
— Да, в Пенне мы все дикари. Ты бы видели футбольную команду. Они живут в пещерах и едят руками.
Ее плечи опускаются.
— Я знаю, что я избалованна и стервозна, но мне не по себе от мысли, что кто-то может войти ко мне.
— В душевых матовые стекла. Через них ничего не видно, — это не совсем правда. Я видел её тело достаточно хорошо, — и ты зашла ко мне три дня назад.
Упоминание о нашем случае в ванной, где она застала меня когда я дрочил, где я задрал ее ногу на талию, заставляет все её тело возбудиться. Она скрещивает руки, чтобы скрыть румянец, который появляется на её шее. Только упоминание о её сексуальной жизни (или ее отсутствии) может так ее взбудоражить.
— Это другое.
— Я знаю.
Ло, Лили, Дэйзи и Райк будут делить дом с нами. Добавить меня было все равно что перешагнуть две ступеньки за раз для неё. С ними это все равно, что пытаться преодолеть пять.
— Это всем неудобно, не только тебе.
Она жалобно стонет.
— Я не хотела ставить их в подобную ситуацию. Реалити-шоу не должно было так перевернуть их жизнь.
Обычно я нахожу правильные слова. Очевидно, сегодня не мой день. Экстрасенс и Скотт задурили мне голову.
Я обвиваю её плечо рукой.
— Лили хочет помочь Calloway Couture. Она сделает всё для тебя. И они все быстро приспособятся.