– Каден и Рейф?
– О! Ты знаешь, как их зовут? – Паулина заглянула мне в лицо и, слегка дернув за косу, подмигнула.
– Простая вежливость, не более того. Я их обслуживала, вот и спросила.
Девушка наклонилась так, чтобы мне было видно ее отражение в зеркале, и демонстративно округлила глаза.
– Что-то я ни разу не видала, чтобы ты интересовалась именами у старых лысых мясников да сапожников. А как же третий, что подошел позже? Его имя ты тоже знаешь?
– Третий?
– А ты не видела? Он вошел после сразу за этими двумя. Худой и какой-то взъерошенный. Он то и дело на тебя косился, глаз не спускал.
Я попыталась припомнить, но вчера я была слишком возмущена тем поганым солдафоном, а потом обслуживала Кадена и Рейфа и даже не обратила внимания, что дверь отворялась еще раз.
– Нет, я не заметила.
Паулина пожала плечами.
– Он недолго пробыл. Даже не допил свой сидр. Зато Каден и Риф не торопились. Эти два парня не показались мне похожими на испуганных кроликов.
Я понимала, что она намекает на Чарльза и многих других мальчишек, которые меня избегали.
– Его имя не Риф, а Рейф, – машинально поправила я.
– Вот как… Рейф. Ты уже выбрала, кого из них больше жалуешь?
У меня напряглась спина. Жалую? Настал мой черед округлить глаза.
– Они оба дерзкие надутые грубияны.
– Чей это голос я слышу – Ее королевского высочества или девушки, которой надоели пугливые кролики? – Паулина потянула меня за незаплетенную прядь.
– Ох, Паулина, обещаю: не сносить тебе головы, если ты еще раз дернешь меня за волосы. Надо ли так стараться?
Угроза не произвела на девушку ни малейшего впечатления.
– Я лишь хочу вернуть долг за вчерашнее, – улыбнулась она. – Вчера я сама должна была дать отпор гвардейцу, раньше, чем это сделала ты.
Я вздохнула.
– Каждый делает, что может, Паулина. Ты терпелива и снисходительна к промахам, но порой это бывает не на пользу. А у меня, и тебе это известно, выдержка, как у рассерженной кошки. И это – хотя бы изредка – может оказаться кстати.
Я смиренно развела руками, отчего Паулина усмехнулась и продолжила:
– А с чего ты взяла, что вырвать мне все волосы – значит вернуть долг?
– Я спасаю тебя от тебя же. Я же видела тебя с ними вчера вечером. – Подруга опустила руки мне на плечи и снова тихо заговорила. – Хочу, чтобы ты перестала бояться. Хорошие парни не убегают, Лия.
Я заерзала от неловкости и хотела отвести взгляд, но Паулина смотрела мне в глаза пристально и неотступно. Она слишком хорошо меня знала. Я всегда умело прятала свои страхи от окружающих, острый язык и решительные поступки помогали мне в этом. Но только не от Паулины: слишком часто ей приходилось видеть, как я пытаюсь выровнять дыхание, стоя в темном коридоре цитадели после очередной стычки с книжником, который обвинял меня в нерадивости, скверном поведении и нарушении множества правил, исполнения которых от меня ждали. А сколько раз она заставала меня у окна спальни – там я часами стояла неподвижно, уставившись в пространство и смахивая слезы, после очередного резкого отцовского выговора. Наверняка, помнила она и случаи, когда я пряталась в гардеробную и запиралась изнутри. Я знала: Паулина слышит, как я плачу. В последние годы я все меньше отвечала требованиям – и чем больше меня одергивали, отчитывали, заставляли замолчать, тем больше я мечтала быть услышанной.
Паулина убрала руки.
– Полагаю, они оба в равной мере приятны на вид, – я старалась говорить равнодушно, но и сама услышала притворство в своем голосе. Правда же была в том, что оба они привлекали меня, каждый по-своему. Я ведь не мертвая. Но вчера, когда они вошли в таверну, хотя сердце мое и забилось учащенно, прежде всего я почувствовала, что их следует опасаться.
Паулина ждала, что я скажу что-то еще. Казалось, она не удовлетворена моим признанием, и я добавила еще кое-что, понимая, что буду об этом жалеть.
– Возможно даже, что я отдаю предпочтение одному из них.
Но я и сама не была в этом до конца уверена. То, что один из них показался мне более необычным, даже таинственным, еще не означало, что я отдала ему свое предпочтение. И все же… прошлой ночью он назойливо преследовал меня во сне. Его лицо исчезало, таяло и снова появлялось, как призрак во мраке дремучего леса на стенах полуразрушенных руин, а его глаза горели огнем.
Он шел за мной по пятам, следил за мной, как будто я похитила его тайну. Это были тревожные сны, совсем не похожие на грезы Паулины о Микаэле, какими я их себе представляла. Впрочем, возможно, причиной моих беспокойных снов было поварское искусство Берди, но и утром, когда я проснулась, мои первые мысли были о нем.