Она глубоко вздохнула, благодарная ему за то, что все переживания теперь для неё позади, за то, что тяжесть ответственности за случившееся свалилась с её плеч.
– Хорошо, – согласилась она. – Но тебе не надо меня отвозить. Я возьму такси.
– В это время – вряд ли, придётся звонить. А трамваи, я думаю, перестают ходить в десять. – Он услужливо раскинул перед нею её пальто.
– Откуда у тебя машина? – спросила она устало.
– Попросил на время. – Он подал ей сумочку. – У друга. – Выключив свет, открыл дверь, ведущую на крыльцо. – Идём, у нас не так много времени.
Он поставил машину на другой стороне улицы, футах в пятидесяти от дома. Это был чёрный седан марки «Бьюик», выпущенный года два или три назад. Он распахнул для Эллен дверцу, затем, обойдя вокруг машины, сел за руль. Начал вставлять на ощупь ключ зажигания. Эллен молча сидела рядом, положив руки на колени.
– Всё в порядке? – спросил он у неё.
– Да, – отвечала она, слабым, усталым голосом. – Просто… он собирался убить меня. – Она вздохнула. – Хоть на счёт Дороти я оказалась права. Я знала, что она не совершала никакого самоубийства. – Она изобразила укоризненную улыбку. – А ты хотел меня отговорить от этой поездки…
Он завёл мотор.
– Да, – согласился он. – Ты была права.
Какое-то время она молчала.
– Как бы там ни было, во всей этой истории есть кое-какая польза, – сказала она.
– Какая же? – Включив передачу, он тронул машину с места.
– Ну, ты же спас мне жизнь, – сказала она. – Ты на самом деле спас мне жизнь. Это разобьёт любые возражения со стороны отца, когда ты встретишься с ним и мы всё расскажем ему о нас.
После нескольких минут езды по Вашингтонской авеню она придвинулась к нему ближе и нерешительно взяла за руку, надеясь, что это не помешает ему вести машину. Что-то твёрдое упиралось ей в бедро, и она поняла, что это револьвер в кармане его пиджака, но ей не хотелось отодвигаться в сторону.
– Послушай, Эллен, – начал он. – Дело может принять скверный оборот, понимаешь.
– Что ты имеешь в виду?
– Как, меня могут засадить за убийство.
– Но ты же не собирался его убивать! Ты пытался отобрать у него револьвер.
– Знаю, но задержать меня им всё равно придётся – затеют волокиту… – Он бросил украдкой быстрый взгляд на поникшую фигуру рядом с собой и тут же снова уставился вперёд на дорогу. – Эллен… когда мы приедем в отель, ты могла бы забрать вещи и освободить номер. За пару часов мы будем в Колдуэлле…
– Бад! – В её голосе прозвенели резкие нотки удивления и упрёка. – Мы не можем позволить себе такое!
– Почему нет? Он убил твою сестру, разве не так? А теперь получил по заслугам. Зачем нам ввязываться…
– Мы не можем, – запротестовала она. – Не говоря о том, что это такая… такая мерзость, представь, что они как-нибудь узнают, что это ты… убил его. Тогда-то они ни за что тебе не поверят, раз уж ты скрылся.
– Не понимаю, как они смогут разузнать, что это был я, – заметил он. – Я в перчатках, так что отпечатков не будет. И меня никто не видел, кроме его и тебя.
– Но представь, что они всё-таки узнали! Или, что они во всём обвинили кого-то другого! Как ты будешь жить после этого? – Он молчал. – Я позвоню отцу сразу, как только окажусь в отеле. Стоит ему всё узнать, я уверена, он позаботится об адвокатах и обо всём. Да, думаю, что всё это будет ужасно. Но скрываться с места…
– Да, это была дурацкая мысль, – сказал он. – Я и не думал, что ты согласишься.
– Но, Бад, неужели ты бы решился на такое дело, ведь нет же?
– Только если бы ничего другого не оставалось, – ответил он и неожиданно сделал широкий поворот налево, съехав с ярко освещённой трассы Вашингтонской авеню и устремившись по дороге, ведущей на север, погружённой в темноту.
– Разве нам не по Вашингтонской? – спросила Эллен.
– Так быстрее. Здесь меньше движение.
– Чего я никак не пойму, – сказала она, постучав сигаретой о край пепельницы в приборной доске, – почему он ничего не сделал со мной там, на крыше. – Она устроилась очень удобно, подложив левую ногу под себя и развернувшись лицом к Баду, согреваясь успокаивающим теплом сигареты.
– Должно быть, вы чересчур бросались в глаза, в таком месте, вечером, – заметил он. – Наверно, он побоялся, что лифтёр запомнит его.
– Думаю, да. Но разве это не было бы менее рискованным, чем привозить меня к себе домой – чтобы там исполнить задуманное?
– Может, он не собирался сделать это там. Может, он замышлял посадить тебя в машину и вывезти куда-нибудь за город.
– У него не было машины.
– Он мог бы угнать. Не такая уж это трудная штука – угнать машину. – На миг его лицо озарил белый свет уличного фонаря, и снова эти отчетливые, будто высеченные скульптором черты погрузились в почти полную тьму, тронутые лишь зелёным рассеянным свечением огоньков приборной доски.
– Небылицы, которые он мне плёл! «Я любил её. Я был в Нью-Йорке. Я чувствовал себя в ответе». – Она раздавила сигарету в пепельнице, с горечью покачав головой. – Боже мой! – ахнула она.
Он бросил на неё взгляд.
– Что такое?
Снова её будто отделила от него стеклянная перегородка – так упал её голос.
– Он показал мне свою зачетку – из Эн-Вай-Ю. Он был в Нью-Йорке…
– Наверно, подделка. У него был кто-нибудь знакомый там в канцелярии. Ему могли сделать такую бумагу.
– Но представь, что нет. Представь, что он говорил правду!
– Он прихватил револьвер против тебя. Это что, не доказательство, что он врал?
– Ты в самом деле не сомневаешься, Бад? Ты уверен, что он не вытащил револьвер, скажем, лишь для того, чтобы добраться до чего-то ещё? Тетрадки, о которой он говорил?
– Он шёл к дверям с пушкой.
– О, Господи, если он и в самом деле не убивал Дороти… – она на секунду замолчала. – Полиция всё расследует, – сказала она решительно. – Они докажут, что он был здесь, в Блю-Ривер! Они докажут, что он убил Дороти!
– Уж точно, – согласился он.
– Но если даже он не убивал, Бад, если вышла… чудовищная ошибка… они не обвинят тебя ни в чём. Ты не мог знать; ты увидел его с оружием. Они никогда ни в чём тебя не обвинят.
– Уж точно, – согласился он и с этим.
Неловко повернувшись, она вытащила из-под себя ногу и скосилась на свои часы, освещаемые сиянием приборной доски.
– Уже двадцать пять минут одиннадцатого. Разве мы уже не должны быть на месте?
Он не ответил ей.
Она посмотрела в окно. И не увидела уличных огней, не увидела зданий. Только угольную черноту полей под черным, достающим до звёзд куполом неба.
– Бад, эта дорога не ведёт в город.
Он не ответил ей.
Освещенный фарами участок автострады, неустанно набегающий на машину, сужался, уходя вдаль; ещё дальше дорога и вовсе пропадала во тьме, превращаясь в абстракцию, доступную одному только воображению.
– Бад, мы не туда едем!
12
– Чего вы хотите от меня? – вежливо спросил шеф полиции Чессер. Он лежал навзничь вдоль обтянутой вощёным ситцем софы, закинув свои длинные ноги на подлокотник (упор приходился в области лодыжек), непринуждённо сложив на груди руки (на нём была красная фланелевая рубашка) и задумчиво уставившись своими большими карими глазами в потолок.
– Догнать ту машину. Вот всё, что я хочу, – сердито глянув на него, пробурчал Гордон Гант, стоя посреди гостиной.
– Ага, – сказал Чессер. – Ха-ха. Автомобиль тёмного цвета – это всё, что знает сосед; после того, как он позвонил про выстрел, он увидел, как мужчина и женщина прошли вдоль по кварталу и сели в тёмный автомобиль. Автомобиль тёмного цвета с мужчиной и женщиной внутри. Вы знаете, сколько автомобилей тёмного цвета колесит по городу с одним мужчиной и одной женщиной внутри? У нас даже не было описания девушки, пока вы не примчались сюда, будто с цепи сорвавшись. К тому времени они уже могли быть на полпути к Сидар-Рапидс. Или поставили машину в какой-нибудь гараж в двух кварталах отсюда, что не менее вероятно.