– Боже мой, – вырвалось у Бада, – ничего себе технология. – Он снова повернулся к конверторам слева. Кран подцепил на крюк угловатую скобу бадьи с медью, чтобы поднять её. Тросы напряглись, содрогаясь, и вдруг замерли, приняв на себя полный вес груза. Бадья, накренившись, оторвалась от пола.
Лео, стоявший позади него, спросил:
– Мистер Отто водил вас на галерею?
– Нет, – отвечал Бад.
– Оттуда гораздо лучше видно, – сказал Лео. – Хотел бы туда подняться?
– А у нас есть время? – повернулся к нему Бад.
– Конечно, – подтвердил Лео.
Деттвайлер, подпиравший спиной лестницу, отступил в сторону.
– После вас, – улыбнулся он.
Бад подошёл к лестнице. Взялся руками за металлическую скобу и посмотрел вверх. Скобы, похожие на большие тетрадные скрепки, уменьшались в размерах по мере удаления. Лестница уходила вверх по коричневой стене здания – к люку в полу галереи, упирающейся перпендикулярно в стену примерно пятьюдесятью футами выше.
– Как горлышко бутылки, – пробормотал Деттвайлер у него за спиной.
Он начал взбираться. Скобы были тёплыми, сверху – гладкими, отполированными множеством ступивших на них ног. Не сбавляя взятого темпа, он поднимался вверх, уставившись взглядом в стену перед собой. И слышал, как Деттвайлер и Кингшип карабкаются следом. Он пытался представить, какой вид откроется с галереи. Взглянуть с высоты на всю эту индустриальную мощь…
Наверху, выбравшись из люка, он ступил на рифлёный металлический пол галереи. Грохот машин доходил сюда ослабленным, но воздух здесь был жарче, а запах меди – сильнее. Узкая дорожка, ограждённая тяжёлыми цепями на железных стойках, проходила как раз под коньком крыши здания, вытянувшись на половину его длины. Дальним своим концом она упиралась в стальную стенку двутавровой опорной колонны, которая была футов на двенадцать её шире. Параллельно галерее, только ещё выше, по обе стороны от неё шли подкрановые пути. Колонна посредине здания их не касалась и не ограничивала, точно так же они продолжали тянуться под потолком и в северной половине здания.
Приблизившись к левой стороне дорожки, руками уцепившись за макушку ближайшей из стоек, поддерживающих цепи, – она доходила ему примерно до пояса – он посмотрел вниз. И увидел бочоночки конверторов и фигурки рабочих, суетившихся среди них…
Взгляд его передвинулся чуть дальше по ходу галереи. По правую руку от него, футах в десяти от галереи и двадцатью футами ниже висела на крюке бадья с медью, наполненный раскалённой зелёной жидкостью ковш на своём медлительном пути к другому концу здания. Сияющая поверхность расплавленного металла курилась прозрачным дымком.
Он пошёл следом, медленно переступая по металлическому полу, левой рукой придерживаясь за провисающие между стойками цепи. При этом выдерживал такую дистанцию, чтобы тепловое излучение из ковша лишь чувствовалось, не становилось обжигающим. Позади него, он слышал, продвигались вперёд Лео и Деттвайлер. Взгляд его скользнул вверх по тросам крюка – их было по шесть с каждой стороны блока – до самой кабины крана, футах в двенадцати над его головой. В окошко было видно плечо машиниста. Затем снова впился глазами в расплавленную медь в бадье. Сколько её там? В тоннах? А в долларах? Тысяча? Две тысячи? Три? Четыре? Пять?..
Приблизившись к стальной колонне, он увидел, что галерея не просто упирается в неё; на самом деле, она, раздаваясь футов на шесть вправо и влево, выравнивалась с колонной по ширине и, таким образом, представляла собой что-то вроде буквы Т на очень длинной ножке. Бадья с медью скрылась за колонной. Догоняя её, он повернул на левое ответвление дорожки. Здесь она по-настоящему обрывалась, ограждаемая цепью трёхфутовой длины. Левой рукой он оперся на угловую стойку, правой – на край стенки колонны, нагретой, как оказалось, весьма основательно. Чуть наклонившись вперёд, попытался увидеть за колонной удаляющуюся бадью.
– Куда она теперь направляется? – крикнул он.
– К рафинирующим печам. Затем её разольют в мульды, – ответил Лео, приближаясь к нему сзади.
Он обернулся. Лео и Деттвайлер стояли перед ним плечом к плечу, перекрывая дорожку. Странно неподвижные выражения застыли на их лицах. Он похлопал колонну слева от него.
– А что за нею? – поинтересовался он.
– Рафинирующие печи, – ответил Лео. – Еще какие-нибудь вопросы?
Он покачал головой, озадаченный неожиданной мрачностью своих спутников.
– Тогда у меня есть один к тебе, – сказал Лео. Его глаза за стёклами очков казались двумя голубыми ледышками. – Как ты заставил Дороти написать ту предсмертную записку?
14
Всё вокруг куда-то провалилось; пол ушёл из-под ног, исчез завод, весь мир точно растворился; как песочный замок, размытый волной; и он повис в пустоте, видя только уставившиеся на него голубые ледышки глаз, оглушённый вопросом Лео, разрастающимся, реверберирующим точно под медью колокола.
Затем Лео и Деттвайлер снова возникли у него перед глазами; опять на него обрушился грохот завода; скользкая поверхность колонны материализовалась под левой рукой, а покрывшаяся собственной его испариной макушка стойки – под правой; под ногами опять был металлический пол галереи – только нет, пол вернулся как бы не полностью; он ходил под ним ходуном, будто незаякоренная лодка на волнах, потому что коленки его – о, Боже! – были словно из желе, они дрожали и тряслись.
– Что ты… – было начал он, но звуки застряли в горле. – О чём ты… говоришь…
– О Дороти, – процедил Деттвайлер. Медленно продолжил: – Ты хотел жениться на ней. Из-за денег. Но потом она забеременела. Ты понял, что не получишь денег. И убил её.
Неуверенно протестуя, он потряс головой.
– Нет, – пробормотал он. – Нет! Она совершила самоубийство! Она послала письмо Эллен! Ты же знаешь это, Лео!
– Ты хитростью заставил её написать это письмо, – возразил тот.
– Как – Лео, ну как бы я смог? Как, чёрт возьми, я смог бы такое?
– Вот это ты нам сейчас и расскажешь, – сказал Деттвайлер.
– Я почти не знал её!
– Ты совсем её не знал, – сказал Лео. – Так ведь ты сказал Мэрион.
– Верно! Я не знал её совсем!
– Ты только что сказал, что почти не знал её.
– Я не знал её совсем!
– Ты послал запрос на наши издания в тысяча девятьсот пятидесятом, – стиснул кулаки Лео.
Вытаращив глаза, Бад плотнее охватил рукой стенку колонны.
– Что за издания? – Это был шёпот, ему пришлось повторить: – Что за издания?
– Проспекты, которые я нашёл в сейфе у тебя в комнате в Менассете, – пояснил Деттвайлер.
Пол дико нырнул у него под ногами. Сейф! О, Иисусе! Проспекты, а что ещё? Вырезки? Слава Богу, он выбросил их! Проспекты и – список предпочтений Мэрион! О, Господи!
– Кто ты такой? – взорвался он. – С какого хрена ты взялся, чтобы вламываться в чужие…
– Стой где стоишь! – прикрикнул Деттвайлер.
Сделав единственный шажок вперёд, Бад отступил назад, снова ухватился за стойку.
– Кто ты? – прокричал он.
– Гордон Гант, – ответил тот.
Гант! Типчик с радио, подзуживавший полицию! Да как, на хрен, он…
– Я знал Эллен, – сказал Гант. – Я познакомился с ней за несколько дней до того, как ты убил её.
– Я… – Он понял, что обливается потом. – С ума сошёл! – закричал он. – Да ты с ума сошёл! Кого ещё я убил? – Обращаясь к Лео: – Ты его слушаешь? Тогда ты тоже сумасшедший! Я никогда никого не убивал!
– Ты убил Дороти, Эллен и Дуайта Пауэла, – перечислил Гант.
– И почти что убил Мэрион, – добавил Лео. – Когда она увидела этот листок…
Она видела список! О, Боже Всемогущий!
– Я никогда никого не убивал! Дорри покончила с собой, а Эллен и Пауэлла убил квартирный взломщик!