Открыв глаза, он увидел свой платок, как парус, надутый ветерком, который уже оторвал его от шершавой поверхности парапетного камня. Он поймал его. Зигзагами помчался к двери лестничного тамбура, одной рукой подхватил шляпу и чемоданчик, другой распахнул дверь и сразу же вытер её ручку платком. Быстро переступил порог, закрыл за собою дверь и протёр её внутреннюю ручку. Затем повернулся к двери спиной и побежал вниз по лестнице.
Каблуки грохотали по чёрным металлическим ступенькам, пролёт за пролётом; чемоданчик бил его по ногам; скользившая по перилам правая рука вот-вот должна была задымиться от трения. Сердце неслось в каком-то галопе, а от мелькающих перед глазами стен уже пошла кругом голова. Когда он наконец остановился, то был уже на площадке седьмого этажа.
Задыхаясь, он ухватился за идущую сверху донизу стойку перил. Фраза «физическая разрядка напряжения» плясала у него в голове. Вот поэтому он так бежал – ради физической разрядки напряжения – а вовсе не из-за паники. Он перевёл дыхание. Поставив чемоданчик к ногам, он расправил шляпу, помятую в руке на бегу. Надел её, руки чуть дрожали. Он посмотрел на них. Ладони были серыми от грязи с подошв… он вытер их платком и запихал его в карман. Несколькими движениями одёрнул пиджак, подхватил чемоданчик и распахнул дверь в коридор.
Двери всех кабинетов были открыты настежь. Выскакивая из комнат, расположенных по внешней периферии здания, люди вбегали в комнаты на противоположной стороне кольцевого коридора, окна которых смотрели внутрь вентиляционной шахты. Юристы и бизнесмены в строгих костюмах, стенографистки в прикреплённых к рукавам бумажных нарукавниках, посетители без пиджаков и в зелёных бейсболках – все мчались стиснув зубы, с вытаращенными глазами и без кровинки в лице. Он умеренным шагом направился к лифтам, на секунду остановился, уступая дорогу несущемуся мимо мужчине, затем возобновил движение. Заглядывая в двери кабинетов, примыкающих к вентшахте, он видел там спины столпившихся у открытых окон людей, возбуждённо, встревожено переговаривавшихся друг с другом.
Через несколько секунд после того, как он встал у дверей лифтов, открылась кабина, направляющаяся вниз. Он втиснулся внутрь и повернулся лицом к дверным створкам. Люди за его спиной жадно обменивались обрывками тех сведений, которые до них дошли; от холодности, всегда царящей в лифтах, не осталось и следа.
В вестибюле продолжалась обычная суета. Большинство людей только что вошли сюда и понятия не имели о том, что случилось. Слегка покачивая чемоданчиком в руке, он шествовал по мраморным плитам и наконец пробрался к выходу на улицу. Там было по-прежнему жарко и шумно. Сбегая по ступеням вниз, он миновал двух полисменов, наоборот направляющихся внутрь здания. Обернувшись, он проследил за тем, как облачённые в синюю униформу фигуры скрылись за вращающейся дверью. Сойдя с самой последней ступени на тротуар, он остановился и ещё раз осмотрел свои руки. Их словно высекли из куска горной породы. Ни малейшей дрожи. Он улыбнулся. Ещё раз оглянулся на входные двери, гадая, насколько опасно было бы для него вернуться назад, смешаться с толпой и увидеть, что стало с ней…
Он решил, что не стоит.
Мимо прогрохотал трамвай, идущий к университету. Прибавив шагу, он догнал его на перекрёстке – горел красный свет. Заскочив внутрь вагона, бросил десятицентовик в кассу, прошёл на заднюю площадку и встал там у окна. Когда трамвай проехал квартала четыре, навстречу ему пролетела белая машина скорой помощи; бой её колокола, сначала высокий, звонкий, стал глохнуть, меняя тон, как только она оказалась позади. Прямо на глазах она становилась всё меньше и меньше, чтобы, уже в глубине перспективы, в крутом повороте прорвавшись сквозь поток встречных машин, подкатить к зданию Муниципалитета. Что там творилось дальше, он увидеть не смог, потому что трамвай тоже повернул – на Университетскую авеню.
13
Собрание бейсбольных болельщиков началось в девять вечера на площадке возле стадиона, но известие о самоубийстве студентки (потому что как ещё могла она свалиться, распинался корреспондент «Горниста», за бортик высотой в три с половиной фута) здорово охладило пыл участников. Студенты, а в особенности студентки, нахохлившись сидели на одеялах, расстеленных возле костра, и коротали время в разговоре между собой. Напрасно администратор команды и группа поддержки старались вернуть собрание в нужное русло. Понукали ребят всё собирать и собирать топливо: в огонь летели ящики и коробки, пока пламя не выросло настолько, что уже грозило обрушиться на собравшихся вокруг него людей, – но всё без толку. Речёвки просто замирали на средине.
Он не слишком-то часто бывал на таких собраниях раньше, однако на это решил сходить. Медленным, торжественным шагом следовал он по тёмным улицам, неся в руках картонную коробку.
Днём он содрал с чемоданчика Дороти ярлыки с её адресами в Нью-Йорке и Блю-Ривер и вытряхнул из него всё, что в нём лежало. Одежду спрятал под матрасом своей кровати, флакончики и коробочки рассовал по карманам плаща, в котором, несмотря на тёплую погоду, отправился в центр города на автовокзал. Там он положил пустой чемоданчик в ячейку камеры хранения, затем прошёл к мосту Мортон-Стрит и, встав на его средине, бросил в мутные воды реки сначала ключ от ячейки, а потом, один за другим, флаконы, предварительно откупоривая их, чтобы застрявшие внутри пузырьки воздуха не могли удержать их на плаву. Пятна лосьонов расползались после падения по воде и тут же исчезали с её кругообразно взволнованной глади. На обратном пути домой, проходя мимо бакалейной лавки, он прихватил валявшуюся неподалёку пожелтевшую мятую коробку из-под банок ананасового сока.
Вот эту коробку и принёс он на собрание и начал пробираться сквозь толпу полулежавших на одеялах и сидевших на корточках болельщиков, силуэты которых были очерчены в темноте оранжевым светом костра. Стараясь не наступить на чьё-нибудь одеяло или, хуже того, кому-нибудь на ногу, он приблизился почти вплотную к полыхающему в центре площадки огню.
Ревущеё пламя достигало двенадцати футов высоты, и жара вокруг него была нестерпима. Он остановился, уставившись на языки огня. И вдруг, выскочив откуда-то из темноты по ту сторону костра, к нему побежали администратор команды и лидер группы поддержки.
– Вот это дело! Молодец! – завопили они и выхватили у него из рук коробку.
– Ого! – удивился администратор, прикидывая рукою её тяжесть. – Да она не пустая.
– Учебники, старые тетради.
– Супер! – администратор повернулся к обступавшей их толпе. – Внимание! Внимание! Сожжение учебников! – Несколько человек подняли головы, прервав свой разговор. Администратор и лидер группы поддержки подхватили коробку с двух сторон и принялись раскачивать её туда и сюда, целясь в костёр. – Прямо в серёдку! – кричал администратор.
– Эй…
– Спокойствие, ребята! Уж мы не промажем! Сжигать учебники – это наша специальность! – они размахнулись: раз, два, три! Коробка взлетела вверх, почти параллельно стене огня, затем по дуге начала падать вниз и, вышибив целый сноп искр, рухнула прямо в центр костра, на самую верхушку полыхающих в нём дров. Качнувшись, было, сначала, она всё-таки удержалась там. Зрители приветствовали этот успех аплодисментами.
– Эй, я вижу, Эл несёт упаковочный ящик! – заорал лидер группы поддержки и понёсся вокруг костра к противоположному его краю, а за ним увязался и администратор.
Он продолжал смотреть на коробку – она начала чернеть, со всех сторон её лизали языки огня. Внезапно произошло обрушение внутри костра, из него ударили фонтаны искр. Горящая головешка задела его по ноге. Он отпрыгнул назад. Его брюки все оказались усыпаны светящимися угольками. Он начал нервно стряхивать их, при этом его руки в свете костра отливали медью.
Когда был потушен последний уголёк, он поднял голову, чтобы убедиться, что коробка на месте, не выпала из огня. И впрямь, она вся была охвачена им. Он подумал, что её содержимое, должно быть, успело полностью сгореть.
Он положил туда фармацевтическую методичку по лабораторным работам, проспекты компании «Кингшип Коппер», ярлыки с чемоданчика и кое-что из одежды Дороти, приготовленной ею к их короткому медовому месяцу: вечернее платье из серой тафты, пару черных замшевых туфель-лодочек, чулки, нижнюю юбку, лифчик и трусики, два носовых платка, пару розовых атласных тапочек, розовое домашнее платье и ночную сорочку; шёлк и кружева, всё – изящное, надушенное, свежее…