Люси закашлялась и прикрыла рот рукой.
Перед ее глазами, покачиваясь, как Веселый Роджер, появился безукоризненно чистый носовой платок. Клермонт улыбнулся. Сердце Люси дрогнуло.
Она годами терпела жестокое равнодушие отца, не делающего разницы между своим отношением к подчиненным и к дочери. Так же сильно страшась его гнева, как она жаждала его любви, Люси научилась быть незаметной, невидимой, подавляя все свои чувства до такой степени, что порой сомневалась, существует ли она вообще.
Девушка почувствовала, что ее сердце пробудилось и, трепеща, стало рваться из груди. Вращаясь в великосветском обществе, Люси привыкла скрывать свои истинные чувства. И сейчас, боясь уронить себя, она делала вид, что относится к молодому человеку с неприязнью.
Очередное колечко дыма поплыло прямо к ее лицу.
– Мистер Клермонт! – гневно вскричала Люси и, вскочив на ноги, в сердцах хлестнула себя по бедру перчатками. – С самого начала было ясно, что мы не сможем с вами найти общего языка. Вы чудовищно воспитаны!
Он вытянулся на пледе, небрежно опершись на локоть, – полная бесцеремонность! Уже знакомая Люси презрительная насмешка, приводившая девушку в ярость, вновь появилась на его губах.
– Что ж, тогда нам просто повезло, что адмирал пригласил меня охранять вас, а не взять в жены.
Люси покраснела.
– Хочу вам напомнить, что это отец имел неосторожность нажить себе смертельного врага в лице капитана Рока, а вовсе не я. Поэтому не вижу причин, почему я должна страдать из-за этого. – Она стала нервно натягивать перчатки. – Я, конечно, в состоянии сама о себе позаботиться и при первой же возможности постараюсь убедить в этом отца.
И она зашагала вниз по склону, направляясь к экипажу.
Отбросив сигару, Морис поднялся. Итак, маленькая мисс Маус[2] рассчитывает добиться его увольнения. Она, видите ли, уверена, что может сама позаботиться о своей безопасности без назойливой помощи плохо воспитанного человека.
Морис с яростью втоптал окурок в траву. Он не позволит адмиральской дочке сорвать его план. Что же, выбора у него нет. Чтобы удержаться на службе, ему придется показать высокомерной барышне, что она не сможет обойтись без него.
7
И снова ровно в шесть часов утра раздался стук в сторожку Клермонта. Только на этот раз он был громким и требовательным. Смит не успокоился до тех пор, пока Морис не открыл дверь.
Дворецкий смотрел на него таким бесстрастным взглядом, что Морис готов был поклясться: ему доподлинно известно, как телохранитель провел эту ночь. Он знал, что Морис отправился в Лондон после того, как в комнате Люси погасла лампа. Знал точное количество кружек с элем, которые он осушил в таверне «Уайтчепль». Знал, что он там делал и почему, когда бросился в постель незадолго до рассвета, на его губах играла удовлетворенная улыбка.
«Знает, но не скажет», – почему-то с уверенностью подумал Морис, вслушиваясь в ровный голос дворецкого.
– Адмирал Сноу просит вас присоединиться к завтраку.
«Ну и ну! – усмехнулся про себя Морис, – официальное приглашение!» Скорее всего, просто адмирал хочет таким образом пораньше вытащить его из постели.
– Передайте, что это доставит мне неописуемое удовольствие, – буркнул он и захлопнул дверь перед невозмутимым лицом Смита.
Люси и ее отец сидели друг против друга за длинным обеденным столом. Прибор адмирала окружал ворох утренних газет, одну из которых он внимательно читал. Над развернутыми страницами виднелась только его пышная серебряная шевелюра, предмет его особой гордости. Он даже отказался носить парик, когда это вошло в моду.
Люси робко кашлянула и бросила украдкой взгляд на отца, добавив себе в чай немного сливок. Адмирал, как всегда, выглядел необыкновенно величественно в темно-синем форменном кителе с блестящими пуговицами и обшлагами, отделанными золотым позументом. За всю свою жизнь Люси никогда не видела отца без формы, возможно, поэтому в его присутствии всегда ощущала себя маленькой и ничтожной, совершенно подавленной величием его звания и авторитета.
Со вчерашнего дня, после своего возвращения от Хауэллов, Люси искала удобного случая переговорить с отцом, но стоило ей взглянуть на него, как у нее язык прилипал к небу. Она не могла преодолеть той смеси восторга и вины, которая терзала ее с раннего детства. Вины за то, что не оправдывает его ожиданий, постоянно нарушая строгие правила поведения. Вины за легкомысленный нрав, унаследованный от своей ветреной матери, которая в свое время не смогла оценить, с каким исключительным человеком свела ее судьба. Сама Люси отлично понимала, что у нее необыкновенный отец.
В первый раз, когда адмирал вернулся из своего очередного победоносного похода, ей было всего пять лет. Она стояла на пристани, запруженной народом, вцепившись в надежную руку Смита, и слышала восторженный рев толпы при появлении на сходнях ее отца. От гордости у нее замерло сердце, ей хотелось закричать: «Это мой папа!», но она не осмеливалась. Уже тогда не решалась, понимая, что это сочтут нарушением приличий…
Набравшись духу, Люси робко произнесла:
– Отец, мне очень нужно кое о чем…
Адмирал раздраженно зашуршал газетой.
– Говори четче. Ты знаешь, я терпеть не могу, когда бурчат себе под нос.
Она мысленно проклинала Клермонта, из-за которого должна вести этот неприятный разговор.
– Отец, совершенно необходимо… чтобы я… чтобы вы…
Слова замерли у нее на устах, так как в дверях возник Клермонт собственной персоной и почтительно поклонился ей.
– Мисс Сноу!
– Мистер Клермонт! – холодно кивнула она в ответ.
Морис поклонился адмиралу, который едва заметил его, и занял стул перед свободным прибором. Покинув на минуту свой пост около адмирала, лакей принес Морису его тарелку, на которой сиротливо лежали несколько сухих тостов и крошечный кусочек масла.
Молодой человек хмуро уставился на Люси, и она со стыдом подумала, что он сравнивает этот поистине спартанский завтрак с роскошным угощением у Хауэллов.
Когда под неодобрительным взглядом лакея Клермонт решительно намазал всю выделенную ему порцию масла на один тост и в одно мгновение покончил с ним, девушка поняла, что он встанет из-за их стола совершенно голодным. Ей вдруг бросились в глаза потертые швы на куртке Мориса, слегка обтрепанные рукава рубашки, и ее воинственный пыл немного угас. Она собиралась выгнать человека, который, несомненно, нуждается в деньгах. И выгнать голодным! Терзаемая угрызениями совести, она потупила голову, и в эту минуту адмирал поднял глаза от газеты и громыхнул своим густым басом:
– Так в чем же дело, дочь?
От неожиданности Люси вздрогнула и пролила свой чай. Она никак не могла привыкнуть к отцовской манере разговаривать, словно он выкрикивал команды.
– Ну, выкладывай свою просьбу, из-за которой ты решила прервать мой завтрак. Говори же наконец, девочка!
«Ну почему отцу понадобилось именно сейчас вспомнить про нее», – с тоской подумала девушка.
– Я хотела… ну, просто я…
Клермонт поднял на нее спокойный взгляд, и можно было только догадываться, с каким удовольствием он заткнул бы ей рот салфеткой.
– Мне очень нужны деньги для красок, отец, – наконец нашлась Люси. – У меня кончилась лазурь, а без нее я не могу закончить корнуэльский пейзаж.
Адмирал снисходительно усмехнулся, и девушка поняла, что ей не миновать традиционных упреков.
– Ах, Люсинда, дорогая моя. Уж что-что, а умения драматизировать любую ситуацию тебе не занимать. – Он снова скрылся за «Таймс», похрустывая тостом. – Впрочем, это только досадное наследие твоей матери.
Люси исподлобья взглянула на своего телохранителя, ожидая увидеть его торжествующую улыбку.
Но мистер Клермонт исчез! На его месте сидел страшный незнакомец, пожирающий ее отца взглядом, исполненным ненависти. Люси похолодела от предчувствия неминуемой беды. Но нет, она не станет жертвой каких-то странных фантазий, как это случилось с ее матерью, твердила себе Люси, стараясь успокоиться. Адмирал закашлялся, и на лицо Клермонта снова, как маска, скользнуло обычное бесстрастие.