Кестрел не смогла бы устоять перед скалами.
Если бы она собралась вторгаться в его страну, то ей бы наверняка приглянулся пляж Лерален, но и горы бы не оставили её равнодушной. Их изящество и коварство манили сами по себе. В итоге… даже если на скалы поднимутся лишь небольшие силы противника и зайдут с юга, чтобы встретиться с валорианцами, уже высадившимися на пляже, то оборона Герана легко будет уничтожена. Валорианцы возьмут сельские районы и проложат себе дорогу к городу, чьи бухты сейчас был слишком хорошо укреплены, чтобы взять его с моря.
Если бы Кестрел была генералом, что бы она сделала.
Если бы Арин был Кестрел, как бы он поступил.
Арин обнаружил, что его ладонь сжалась в кулак.
Он вспомнил золотую оливковую линию на лбу Кестрел, ознаменовавшую собой то, что эта женщина помолвлена, и насколько эта полоска была ему ненавистна. Одним вечером во дворце, Арин медленно оттеснил Кестрел к замерзшим окнам закрытой балконной двери. Он чувствовал её тонкое тело. Он поцеловал метку. Позже Арин всё ещё чувствовал косметическое масло на своих губах. Оно было горьким. Но он вновь коснулся его языком.
Арину пришлось очень постараться, чтобы его мысли обрели ясность. Всё, во что он верил! Он думал о той ночи, когда чары разрушились. Арин приплыл с востока. Он рискнул всем, чтобы прокрасться во дворец. Молодой человек вновь увидел её: испуг на её лице, холодное раздражение, то, как она потирала руки о юбки синего шелкового платья с рукавами, плотно прилегающими к запястьям. Та глубокая синева струилась вокруг девушки, когда она сидела за фортепиано и пыталась игнорировать его, наигрывая забавную короткую мелодию. А когда он отказался уйти, она превратилась в саму жестокость.
Было не совсем правдой сказать, что Арин ничего не чувствовал, когда думал о Кестрел. Он чувствовал стыд. Молодой человек содрогнулся при мысли о своих оставшихся без ответов вопросах. Неужели он спрашивал об этом богов?
Что ты сделала во имя этого договора?
Он принёс моей стране свободу. И спас мне жизнь. Что ты сделала, чтобы заставить императора подписать его?
Неужели ты… ты… выходишь замуж за принца из-за меня? Это… было какой-то частью сделки с императором?
Он все еще слышал её бьющие наотмашь ответы.
Он поблагодарил бога случая, что тот вовремя остановил его от вопроса — не она ли была Молью Тенсена. Ещё одна фантазия, которой он себя тешил в навязчивом стремлении превратить её в человека, каким он страстно хотел её видеть. И это, несмотря на верность Тенсена ему, его честность. Тенсен практически рассказал ему, кто был тем анонимным шпионом: Риша, восточная принцесса, заложница императорского двора.
Арин выпрямился. У него заныли плечи. Он слишком долго простоял в одном положении. Арин присел на широкий подоконник, прислонившись спиной к раме. Он находился как бы снаружи и как бы внутри. И ему нравилось ощущать равновесие этого состояния. Это проясняло мысли.
Всё, что случилось между ним и Кестрел, ровным счетом ничего не значило. Он думал, что знает, как устроен её разум. Арин принял её слабость за хитрый ход. Он видел, насколько она была дочерью своего отца.
Арин задумался, сколько людей ему понадобится для того, чтобы справиться с Всадниками Валории, которые придут с западных скал.
Он также гадал, а не перемудрил ли. Может, он ввязывался в свою самую большую авантюру.
Пропела первая утренняя птица.
Геранская богиня игр когда-то была смертной. Арин знал эту притчу. Она проложила себе дорогу к бессмертию, а затем посеяла разудалый хаос. Боги этому не обрадовались. Они начали терять свои ценности: пара перчаток, которые позволяли владельцу касаться цветов и звуков, кольцо, которое содержало целый мир внутри себя, любимый кот бога ночи. Когда она выиграла солнце, у всех закончилось терпение. На борьбу с ней был отправлен бог войны. Но между богами всегда всё непросто, и в историях о богах войны и игр было много… в общем, они содержали определенные чувственные повороты и неожиданности, которые Арину, будучи ребёнком, не дозволялось слушать.
Арин закрыл окно. Он взял принадлежавший отцу меч, выкованный из закаленной стали. Почти десять лет после вторжения это красивое оружие висело на стене в этом доме, словно труп на всеобщем обозрении. Он приятно холодил руку, и на мгновение Арин почувствовал, будто сжимает не эфес, а руку своего отца. А потом иллюзия исчезла.