Рошар грязно обозвал его и подхватил прежде, чем Арин свалился.
* * *
— Кости, кровь и дыхание богини, — сказал Рошар. — Что ты пытаешься доказать?
Арин лежал на спине в кровати Рошара, в его шатре-палатке. Принц стоял возле, вытянутый в струнку, нервный.
Тяжелое тепло покоилось на груди Арина. Голова Кестрел. Девушка спала, встав коленями на землю, пристроив верхнюю часть тела на край кровати. Его туника и броня исчезли. Рёбра были забинтованы. Ладонь девушки лежала у Арина на животе.
— Я бы тебя донёс, — произнес Рошар спокойнее.
— Я знаю.
Голос Арина разбудил Кестрел. Она подняла голову, отстранилась. Её рот был сомкнут в тонкую линию, под глазами пролегли тени, коса наполовину расплелась.
— Битва? — спросил Арин.
Кестрел и Рошар переглянулись.
— Так плохо?
— Отдохни, Арин, — ответила Кестрел.
Рошар лязгнул зубами.
— Но не слишком долго. Он, похоже, время от времени теряет сознание. Это плохо при такой травме головы. Не давай ему спать. Держи его в сознании. — А потом обратился к Арину: — Я не могу остаться. Нужно организовывать отступление к городу.
У Арина свело желудок. Отступление в город было крайней мерой.
— Не делай этого.
Он попытался придумать что-нибудь получше. Выглядевшая мрачно Кестрел молчала.
Рошар сказал:
— Хотел бы я остаться с тобой, да не могу.
Арин протянул ладонь к щеке своего друга. Это встревожило принца. Арин увидел, что ему вспомнился этот геранский жест, и все же, принц какое-то мгновение колебался, прежде чем ответить тем же. Это расстроило Арина. Его рука безвольно упала. Он провёл по резьбе каркаса, чувствуя себя неловко из-за того, что выгнал Рошара из его кровати.
— А ты где будешь спать?
— Не бойся, мне будут рады многие кровати.
После того как принц ушёл, Арин спросил Кестрел:
— Почему мы проиграли битву?
Вопрос расстроил её.
— Ты так хочешь это знать?
— Это важно.
— Важнее, чем то, что ты чуть не умер?
— Не умер ведь.
— У моего отца слишком много чёрного пороха, — отрывисто произнесла она. — Слишком много солдат. Слишком много опыта.
— Но как именно он победил?
— Полномасштабной лобовой атаки было достаточно, после того, как он нейтрализовал наши орудия. Я всё видела, видела, как это случилось.
Вина запульсировала в висках Арина с удвоенной силой.
— Потому что ты везла меня.
У неё на глаза навернулись слёзы.
— Прости, — сказал он. — Давай сменим тему. О чём бы ты хотела поговорить.
Кестрел открыла рот. Закрыла рот. Но потом все же негромко спросила:
— Ты помнишь мозаику?
— Да.
— Кусочки мозаики так хорошо подходили друг к другу. Словно они хотели быть рядом друг с другом.
— Да. — Но он был озадачен, какую именно мозаику она имела в виду и почему вспомнила об этом именно сейчас. Кестрел говорила об этом, словно пытаясь объяснить, что лево — это на самом деле право, или что обе стороны левые или правые... что заставило его понять, ему известно, что лево и право важны, но он никак не мог уловить их смысл, и в чём была разница. Арин закрыл глаза.
— Арин, не спи.
— Всего на секундочку.
— Нет, — она сжала его руку.
— Тише.
— Легенды, — выпалила она. — Мозаика рассказывает легенды, да?
— Да, старинные.
— Я расскажу их тебе.
Арин с трудом разомкнул веки. Он не помнил, как закрыл их.
— Ты знаешь те легенды?
— Да.
Она не знала, и это сразу стало ясно, как только девушка начала рассказывать. Она слышала какие-то обрывки, которые латала друг к другу, как лоскутное одеяло, и её повествование вызвало бы улыбку, если бы ему не было так больно улыбаться.
— Ты, — выдохнул он, — такая обманщица.
— Не перебивай.
Её истории были чистой выдумкой. Кестрел запомнила сцены мозаики, а он был очень доволен, что ей запомнилось столько подробностей мозаичного пола разрушенного храма. Где и как были расположены боги, и чей змеиный язык разделялся на три части. Но истории, которые она рассказывала, имели мало общего с его религией. А порой в них и вовсе отсутствовал смысл.
— Расскажи мне как-нибудь потом свои истории снова, — попросил он, — когда у меня появятся силы смеяться.
— Так плохо?
— Ммм... Может быть, и нет. Для валорианки.
Но, в конце концов, мир вокруг замедлился и его разум уже не в силах был цепляться за нить разговора. Будто полотнище хлопка ниточку за ниточкой растащили, превратив в ничто. Может быть, Кестрел говорила несколько часов кряду. Он не знал. Когда она вновь успела припасть щекой к его сердцу? Его грудь вздымалась и опускалась.
— Арин.
— Я знаю. Нельзя спать. Но я так устал.
Она угрожала ему. Он не слышал.
— Ложись со мной, — пробормотал он. Ему не давала покоя мысль, что она стоит коленями на земле.
— Обещай, что не уснёшь.
— Обещаю.
Но он не это имел в виду. Он знал, что произойдет. Она прилегла к нему. Всё стало слишком мягким, слишком тёмным, слишком бархатным. Он засыпал, поэтому просто вздохнул и отпустил ситуацию.
Глава 34
Когда Кестрел проснулась, Арина рядом не было.
Сердце девушки ухнуло вниз, ударившись о рёбра, и ни за что не хотело возвращаться куда следует, даже когда она выскочила из палатки и обнаружила Арина, заваривающим чай под синим, почти ясным, небом. Он поддерживал небольшой костерок.
— Что это ты удумал? — потребовала объяснений Кестрел.
— Я нашёл в палатке коробку с чаем. — Арин увидел её выражение лица. — Рошар не станет возражать.
— Я возражаю.
Он перевел взгляд с девушки на котелок с бурлящей водой.
— А что не так?
— Тебе нельзя было спать.
— Мне стало лучше.
Возможно. Но ей больно было смотреть на его лицо: иссиня-чёрный синяк расплылся по лбу, сполз на глаз и скулу, на поврежденную кожу, где его ударили в висок. Арин был одет в грязную тунику, скорее всего он просто не захотел счищать грязь; засохшая кровь облепила обнаженные руки. У Кестрел в груди надулся ужасный пузырь.
— Мне нельзя было засыпать.
— И тебе необходим был сон. Битва. Поездка верхом. Это было нелегко.
— Да, это было непросто.
Арин покрутил в руках закрытую коробку с чаем. Чаинки внутри коробки зашептались.
— Спасибо, что спасла меня.
— Я подумала, ты умер. Что ты умрёшь.
Он уставился на коробку.
— Я знаю, каково это смотреть, как кто-то умирает.
— Не «кто-то», Арин, а ты.
Он кивнул, поморщился и отставил коробку. Казалось, он по-настоящему не услышал её.
Кестрел присела к огню, её согнутая рука покоилась на колене и тянулась к груди. Девушка прижала ладонь к губам, подперев ею подбородок.
— Тебе всё ещё больно.
— Не настолько. Вот почему ты можешь поговорить со мной.
— Арин, я говорю.
— О войне.
Она посмотрела на него.
Он сказал:
— Нельзя отступать к городу.
— Мы не можем сойтись с ним в открытом бою. Он обрушится на нас всей валорианской мощью. Лерален уже доказал это.
— Пригласить их устроить осаду города — это не ответ. Я уже попытался как-то выстоять против генерала. Он в пух и прах разнёс всю оборону. Он просто разрушил стену.
— Её восстановили. И на этот раз у тебя есть союзник.
— Если бы ты отбросила попытки меня защитить этим ложным оптимизмом, то что бы ты сказала?
Небо светлело. Она услышала, как лагерь потихоньку начал просыпаться.
— Кестрел, будь честна.
— О войне? — ровным голосом произнесла она.
Выражение лица Арина слегка дрогнуло. Он приставил большой палец к подбородку, а веер остальных грязных пальцев уложил на щеку, изрезанную шрамами.
— Есть что-то еще?
Его усталость. Его синяки. Боль, которую он пытался скрыть. То, какой спектр чувств разрывал её сердце. Что оно полыхало, как раскаленные угли.
Он сказал:
— Мы оба знаем, что случится, если отступить к городу.
На что Кестрел ответила: