— Как разговариваешь со своим богом?
— Это другое. Или может быть, я думаю о нём, как мой бог думает обо мне. Будучи ребёнком, я дал обещания. И я боюсь, что не смогу их сдержать.
— Что ты обещал?
— Отомстить.
— И ты это сделаешь.
Арин кивнул, но это было скорее обыкновенное знание, нежели фактическая уверенность.
Кестрел посмотрела на него сквозь задымленный вечер, в котором еще было достаточно света, чтобы увидеть выражение его лица, и довольно сумрака, чтобы укрыть его тело в тени. Скоро ночь по-настоящему вступит в свои права. Волны облизывали берег и убегали обратно.
— Прежде чем спуститься в лагерь, нужно дождаться восхода луны, — сказала она.
— И чем займемся, пока ждём? — спросил он.
Она поднесла его пальцы к своим губам, чтобы он мог почувствовать её улыбку.
Его пальцы провели по длине девичьей косы и поиграли с кожаным шнурком, вплетенным в волосы. Он развязал узелок. Звук расплетавшихся волос был едва слышен, как дыхание. Он распустил волосы и притянул Кестрел к себе.
* * *
Когда луна поднялась высоко в небо, Кестрел с Арином собрали все, что было нужно, и направились к пляжу, стараясь держаться поближе к лохматым кустам, сливающимся с темнотой. Они подождали, присев на корточки у границы лагеря, откуда могли видеть повозки с припасами, холстины которых покрывали купола крыш, похожие в лунном свете на грибы.
Наконец, часовой, делая обход вверенной ему территории, подошёл к их укрытию. Арин молниеносно подлетел к нему, зажал ладонью рот и стащил вниз на песок.
— Ни звука, — прошипел Арин часовому, тыча кончиком кинжала тому за ухо. Арин повернул мужчину лицом к луне. Глаза широко распахнуты. Кожа натянутая и бледная. — Говори, в какой повозке держат чёрный порох.
Часовой покачал головой.
— Помнишь, — прошептал Арин, — как наказывали сбежавших рабов? Нет? Давай-ка, я тебе напомню. — Он провел кончиком кинжала по уху и кончику носа мужчины, едва касаясь острием его кожи. — Которая повозка?
Валорианец вновь покачал головой, но на этот раз его взгляд метнулся к одной из больших повозок.
Арин взглянул на Кестрел.
«Этого достаточно?» — спросили его глаза. Она ответила губами, что достаточно, но...
— Не надо, — прошептала она. Ей было больно смотреть на часового, прижатого к песку, у него были такие же чёрные глаза, как у её друга детства, как у любого валорианского ребёнка. Они блестели тем страхом, который, в конце концов, ребёнок учится прятать. Но угроза смерти — не самый лучший учитель, она заставляет забыть всё, что вы уже успели выучить. — Нет, — повторила она.
Арин помедлил, прежде чем ударить мужчину рукояткой своего кинжала по голове, чтобы лишить того сознания.
— Не мешкай, — сказал ей Арин.
Кестрел надрезала мешочек с чёрным порошком, привязанным к её талии, и услышала, как из маленького отверстия он посыпался на песок, а потом девушка зашагала прямиком в лагерь.
Она шла с опущенной головой, перекинув туго заплетённую косу через одно плечо. Её лицо было испачканным, напомнила она себе, когда проходила мимо костров. Кестрел поработала над внешностью. Её волосы порыжели... однако они казались еще рыжее, благодаря огню. Наверняка её никто не узнает. В этих доспехах. В таком виде. Ни следа косметики, никаких украшений, шелков, драгоценных камней, сверкающего венчального клейма. Она была не похожа на себя. Кестрел была просто одной из них. Просто ещё одной валорианкой. Но во рту всё равно пересохло, а живот стянуло в тугой узел.
До повозок было рукой подать. Чтобы успокоить себя, она провела пальцами через струйку чёрного пороха, льющуюся из мешочка, и подумала, как эта линия, остающаяся на песке, разделяет её и Арина.
Когда Кестрел добралась до повозки, часовой даже не удостоил её взглядом. И девушка медленно выдохнула. Она заглянула внутрь повозки и увидела в ореоле лунного света, проникающего сквозь холст, туго набитые мешки, перевязанные шпагатом.
— Чем это ты занимаешься? — раздался чей-то требовательный голос.
Медленно, очень медленно, выдавив весь свой внезапный страх в скрип песка под ногами, Кестрел повернулась.
Это был стражница. Женщина оглядела Кестрел с головы до ног.
— И что разведчица забыла в той повозке?
Небольшой мешочек на талии Кестрел оказался на виду. Из него высыпался почти весь порошок. Заметила ли стражница его в тени?
— Инвентаризация.
— Зачем это ещё?
Слова начали слетать с её губ еще до того, как она вспомнила их целиком.
— Ради славы Валории.
Стражница слегка отпрянула, вздрогнув, услышав фразу, означающую, что указанная военная миссия не подлежит обсуждению.
— Но... шпионка?
Она вновь внимательно оглядела доспехи Кестрел, цвет и материал (кожа, а не сталь, как у офицеров), мысленно отметив низкое звание девушки.
Кестрел пожала плечами. Пустой мешочек из-под пороха покоился на бедре.
— Вряд ли стоит задавать подобные вопросы генералу.
— Да, да, конечно... — незамедлительно ответила стражница и отошла в сторону, уступая дорогу Кестрел... а та, в свою очередь, постаралась идти не слишком быстро, несмотря на то, что ей безумно хотелось бежать, бежать изо всех сил всю дорогу до дюн.
А потом ей будто ледяная мраморная рука опустилась на плечо, прижимая к земле, вынуждая ноги вязнуть в песке.
Не было никакой руки, сказала она себе. Никто к ней не прикасался.
«Иди дальше».
Но она просто не смогла, как и не смогла опустить взгляд, чтобы не увидеть в пятнадцати шагах от себя своего отца, стоявшего в свете оранжевого света костра.
Что-то в ней надломилось и выпустило некое подобие эмоции — создание: двуглавое, шишковатое, с кожаными крыльями, бесчисленным количеством конечностей, существо, которое не должно было никогда появиться на свет. Кестрел даже не догадывалась, пока не увидела лицо отца, что она по-прежнему очень сильно его любит.
Неправильно, что она всё ещё это чувствовала. Неправильно, что любовь могла сосуществовать вместе с предательством, болью и гневом.
«Ненавистью», — поправила она себя.
«Нет», — прошептал в ответ голос, голос маленькой девочки.
Отец не видел её. Он смотрел на огонь. Его глаза были в тени, губы печально изогнуты.
— Траян, — раздался чей-то голос. Кестрел увидела, как к генералу приблизился седовласый человек. Солдаты расступились, обтекая его, словно вода. Император подошёл к своему генералу, лицо которого изменилось, сделалось старше, чем она помнила.
Отсвет всполоха от костра полоснул императора по щеке, когда тот склонился, чтобы прошептать что-то её отцу на ухо. Кестрел заметила полуулыбку и вспомнила какое удовольствие получал император от своих игр — сделав ход, он месяцами мог выжидать завершения, поставленного им спектакля. Но сейчас она не могла понять по выражению его лица, что он задумал.
Отец ему ответил. Девушка стояла слишком далеко, чтобы услышать, о чем они говорили, но была достаточно близко, чтобы увидеть, что их дружба была крепкой и верной.
Кестрел отвернулась. Она зашагала к дюнам, осторожно, чтобы не наступить на свои собственные следы и не смазать дорожку пороха, которая при поджоге должна стать проводником огня от Арина прямиком до повозки. Кусты, где её остался ждать Арин, представлялись сейчас чёрными размытыми каракулями. Её щеки были влажными. Никто из валорианских солдат не обратил на неё внимания, когда она проходила мимо. Кестрел отёрла лицо. Песок шуршал под её спешащими сапогами. Она оставила лагерь позади.
Кестрел почти дошла до кустов, когда услышала, что кто-то последовал за ней.
Прошагал по песку. Прямо по её следам. Подошёл вплотную.
Она медленно опустила руку на кинжал, душа ушла в пятки.
Она обернулась.
— Кестрел?
Глава 36
Рука девушки схватилась за эфес кинжала.
— Верекс.
Он смущенно стояла в лунном свете: длинные, покатые, узкие плечи, большие глаза, растрёпанные светлые волосы. Когда он встретился взглядом с Кестрел, то сделал такой большой глоток воздуха, что ей показалось, будто его грудь сейчас необратимо прогнется внутрь тела.