Отвернувшись, я выпрямился и стал смотреть перед собой на площадь, как ее заливает дождем. Мне надо было собраться с мыслями. Я растерялся, но успокаивал себя: все хорошо, я сейчас посажу ее на автобус, а позже, завтра-послезавтра, в выходные, свожу ее в комнату смеха. Это будет здорово! И тут я почувствовал ее руку на своем рукаве и даже вздрогнул. Она стояла совсем близко, говорила «спасибо за заботу», что правда тронута. Так близко, подняла лицо… взгляд такой мягкий, и эти звезды… я так и не понял, что на меня нашло, но я осторожно охватил ее лицо ладонями и поцеловал. О!.. Она не отвечала, но приоткрыла губы, не оттолкнула меня. Не знаю, сколько времени прошло. Я, не отрываясь, и нежно, и горячо целовал и целовал ее.
Наконец, смог оторваться. Она застыла с закрытыми глазами на несколько мгновений. Приоткрытые губы сомкнулись. Я все смотрел, как она приходит в себя. Мне кажется, в те секунды меня не было. Просто не существовало: смотрел на нее будто из другого мира. До сих пор, несмотря ни на что, стараюсь сохранить в памяти это переживание и каждую деталь, каждый оттенок… Она, поморгав, открыла глаза, сначала растерянно смотрела, затем, словно очнувшись, порывисто вздохнула, будто способность дышать только вернулась к ней. Аделаида! Что я делаю? Нет, не тогда, а сейчас… плачу… хватит, от слез строчки расплываются!..
Прошли сутки. Адские сутки. Может быть, ради них все это! Рука дрожит. Я рвал и метал все это время, рыдал, стенал! Это единственное сокровище, что у меня осталось — мои воспоминания! Мое счастье и моя боль! Я ревел, как раненый зверь… Что ж, главное — писать. Я уже не могу не писать — мне нужно написать об этом! Никто не прочитает — я пишу для себя. И все же надо продолжать. Я потерял ее. Понимаю, что у меня ее никогда не было, но от мысли, что, если бы я не совершил тогда этой ошибки и все могло бы сложиться по-другому, меня рвет на части! Но именно сейчас, черт возьми, я чувствую себя живым, а не тогда, когда я лелеял надежду обрести ее! Чертов извращенец!..
Эта психолог-ведущая… обратился к ней, когда до меня дошло, что сам я не смогу выйти из замкнутого круга. Это она дала мне такое задание — написать. Я не обещал, что это можно будет прочесть. Это останется только моим. Напишу и сожгу! Сожгу и избавлюсь от этой ноши!..
Идти, значит, от начала и до конца. Откуда ни возьмись, из темноты, из-за стены дождя с плачущими фарами ворвался автобус. Молниеносным движением она вскочила на подножку, дверца закрылась, и автобус снова исчез так же, как появился. Я остался на остановке, и в голове сначала было пусто, как в вакууме, а затем мысли лавиной накрыли меня, одна сбивчивее другой, то радость, то грусть и отчаяние, а когда лавина сошла, я отчетливо понял, что сделал то, чего нельзя было делать. Внутри все заныло от предчувствия — сбывшегося предчувствия. Я торопливо вынул телефон из кармана, хотел позвонить ей, но остановился, решил, что сейчас ей неудобно разговаривать.
У нее был мой зонт, и я пошел под дождем. А он лил и лил не переставая. Тогда я побежал. Из-под ног брызги летели во все стороны. Меня хватило минут на десять, и я набрал ее. Не ответила — хорошо, попозже, через десять минут. Шел и поглядывал на часы — ждал, когда пройдут эти десять минут. Позвонил снова — тишина. Ладно, буду звонить каждые десять минут, и однажды она ответит. Шел дальше. Озлобился. Я уже и на себя злился, и на нее: Боже, ну, что я такого сделал? Ну, поцеловал, ошибся — с кем не бывает! Неужели крест надо ставить на человеке в таком случае?! Неужели даже возможности извиниться и выговориться он не достоин?! Я вдруг остановился и задрал голову: с дымчатого темного неба крупные капли тяжело и больно разбивались о мое лицо. Я опустил голову. Зашел под козырек ближайшего магазина, вызвал такси и попросил отвезти меня на вокзал.
Когда я приехал на станцию и вышел на перрон, дождь закончился. Никого не было — сыро и холодно. С фонарей над головой капала вода. Я вдруг подумал, что это только так кажется, что фонари горят ярко, а если подниматься все выше и выше, они станут маленькими огоньками, а если еще выше и еще — мерцающими звездами в темноте. Дурацкие мысли, но почему-то от них мне становилось легче. В этот момент громкоговоритель задрожал и дребезжащим голосом стал вещать, что прибывает какой-то поезд, кажется, на ту платформу, где я стоял. Еще несколько минут было тихо, а потом двери подземного перехода стали раскрываться, и из них повалил народ с сумками, рюкзаками, чемоданами. Кто-то, поеживаясь, жаловался на холод и сырость. Пассажиры разбрелись по перрону в соответствии со своими вагонами. Я наблюдал за ними, то и дело уступая дорогу.