Он в первый раз смог с близкого расстояния рассмотреть полковника Дережева. Иоганн знал, что тот был боярином, представителем старого российского дворянства. Но в отличие от многих бояр, принадлежавших к старообрядчеству и сопротивлявшихся против всех преобразований, внедренных царем в своем государстве, Дережев казался хорошо разбирающимся в новых веяниях. Он не платил налог на бороды, как священники и сановники, носившие их, а гладко брился. Как и царь, он носил усы, и прусская униформа на нем сидела, как влитая. Представительный мужчина, а для своих врагов — сильный и опасный противник. Иоганн вспомнил о невысказанной угрозе, которая заставила его промолчать о местонахождении русалки, и все же опустил взгляд. А полковник смотрел выжидающе. Он откинулся назад и скрестил руки.
— Ну, что там? — спросил он.
Иоганн откашлялся и указал на письмо.
— Его написала вам моя тетя, Марфа Семеновна.
— Я так и подумал, когда увидел отправителя, — ответил саркастически Дережев. — Я прочту ее письмо, как только ты мне опишешь, о чем в нем идет речь.
«Хорошо», — подумал в бешенстве Иоганн.
В учтивых выражениях он начал излагать свой разговор с Марфой, сообщив об утопленных кошках и предположении Марфы, что за этим может крыться какой-то заговор.
Дережев кивнул.
— Я слышал, от вас сбежал работник, — произнес он через некоторое время. — Ты его знал?
У Иоганна волосы на голове встали дыбом. Он понял, что ступил на скользкий путь.
— Не особенно. Не лучше, чем другие работники.
Дережев наклонился вперед.
— Но ты с ним разговаривал.
Тишина стала прямо таки ледяной.
— Да, — наконец, ответил Иоганн. — Конечно. Он же у нас работал.
— Он говорил что-нибудь о Санкт-Петербурге или о царе?
«Он уже у них, — обескураженно подумал Иоганн. — Они его поймали и допросили. А сейчас проверяют меня».
Ему снова стало ясно, что он не виноват. Чтобы Дережев воздержался от дальнейших вопросов, нужно рассказать обо всем. Тогда с ним ничего не случится.
— Да, он говорил, что город вместе с царем утонет в Неве. Он где-то нахватался этих фраз. Но я не воспринимал их всерьез — многие крепостные жалуются на свою судьбу и ненавидят город.
Дережев усмехнулся.
— Конечно, они ненавидят город. И вы, немцы, тоже. Что же им еще делать, кроме как работать и ненавидеть? Вас, в конце концов, они тоже призирают.
— Это неправда, — разозлился Иоганн. — Не трудно испытывать отвращение против того, кто лелеет такую ненависть. Мы для них иностранцы, еретики и антихристы.
— Какие философские мысли у плотника, — издевательски заметил Дережев. — А как насчет тебя? Разве ты сам ни полон ненависти? Ты меня терпеть не можешь, но это твое дело. Но ты отзываешься обо мне, как о других русских, разве не так?
Иоганн молчал.
— Я не могу сказать, что особо люблю людей, которых царь Петр сюда привез, — продолжил Дережев. — Но что бы ты ни думал, я тебе не враг. Я стараюсь удержать этот город в равновесии. Я хочу и того, и другого — и нового, и старого.
Иоганн удивлялся, почему дружелюбно-холодные слова полковника так его смущают. Разве он, Иоганн, был уже на подозрении? Он не знал, что его заставило задать один вопрос. Возможно, вино все еще творившее бесчинство в его голове, а может и Карстен Зунд, показавший ему новые возможности, и чувства притупились, будто его сдали врагу.
— Где похоронена Наташа Негловна? — спросил он.
Дережев внимательно посмотрел на него.
— Вот ты мне и скажи. Она исчезла из вашей мастерской.
Иоганна ошеломила прямота полковника. Карие глаза подозрительно смотрели на него.
— Если вы не знаете, то почему тогда сказали, что ее родственники забрали тело?
— Я не знаю, осознаешь ли ты, плотник, что я вам оказал любезность. Кто близок к огню, тот близок к пожару. А к вам пламя подошло уже совсем близко.
— Что это означает?
— Царь вас ценит, зодчие довольны работой твоего дяди. Но ты не знаешь царя, — подавшись вперед, произнес полковник. — Ты ведь жил в Москве. Разве ты не помнишь ежегодные, безумные, пьяные потехи, которые он устраивал с друзьями на улице?
Естественно, Иоганн вспомнил о маскарадах, когда друзья царя Петра переодевались в патриархов, митрополитов, архимандритов, попов и дьяконов, и, нацепив церковные знаки отличия, пели и мародерствовали на улицах. Сам же царь выступал, в основном, в качестве корабельного барабанщика или ремесленника с Фризских островов.
— Он глумится над старой верой, — продолжил Дережев. — От тебя не должно было ускользнуть, что вам, чужакам, он симпатизирует больше, чем своему народу. Царь бесстрашен, но больше всего на свете он боится лишь одного — измены. Поэтому, ткнешь в осиное гнездо и увидишь, что произойдет. Если речь идет об измене, никто не избежит его гнева, — он сделал эффектную паузу. — Даже вы.
Он глубоко вздохнул и собрался с мыслями.
— Я не могу утверждать, что ценю, что здесь так много чужеземцев. Но царь — мой повелитель, и не мне судить о его приказах. Поэтому, я скажу тебе: остерегайся подозрений и обвинений. Если кто-то учует, что ты мог принимать участие в заговоре, тогда ветер повернется. А затем ты под пытками выдашь все, что хочет услышать царь Петр, — он дружелюбно усмехнулся.
Иоганн мгновенно протрезвел.
— Это не имеет никакого смысла, — горячился он. — Я здесь чужак. Без царя мне бы здесь нечего было делать. Почему я должен участвовать в заговоре против него?
— Хватит и меньшей провинности, чем заговор. Кто-то может засвидетельствовать, что ты поешь глумливые песни про царя. Или вдруг у вас найдут картинки, на которых царь изображен в виде кота.
Иоганн не мог решить, услышал ли он дружеское предупреждение или скрытую угрозу.
— Я не знаю, кто была эта девушка, и как она умерла, — сказал в заключении Дережев. — Это правда, и тебе придется ее запомнить. Я думаю, она из дворян, и эта информация рано или поздно дошла бы до царя. Возможно, она из блаженных, которые пробуют вновь разрушить город и сорвать поденную работу строителей мостов. Пустая затея!
Иоганн расслабился. Слова звучали логично. Возможно, Дережев прав. С этого момента полковник больше не казался ему таким уж пугающим и непредсказуемым, а мир, в котором с появлением русалки все пошло наперекосяк, вернулся на круги своя. Он ошибался. Дережев ничего не знал про русалку. По крайней мере, теперь у него на одного врага меньше. Улыбнувшись в ответ полковнику, Иоганн почувствовал, как у него с души свалился тяжелый камень. Впервые он признался себе, что видел все в фальшивом свете. Ему повсюду мерещились лишь неотесанные московиты и коварные крепостные, но Дережев — аристократ. Он, вероятно, учился и читал книги. Без сомнения, он был гораздо образованнее, чем Иоганн мог себе представить.
— Ну, давай теперь посмотрим, что мне пишет твоя тетя, — сказал примирительно Дережев и склонился над столом.
Иоганн наблюдал за руками полковника. Красивой формы, жилистые кисти, по ним и не скажешь, что они могли держать оружие и размахивать плеткой. Когда Дережев потянулся за, лежавшим на краю письменного стола, письмом Марфы, рукав мундира немного задрался. Показалась светлая кожа. В первый момент Иоганн заметил только, что рука полковника там, где на нее падало солнце, намного темнее, чем предплечье. Второе, что он увидел, это царапины. Аккуратно проведенные, как по линейке, четыре глубокие царапины. Следы от когтей, вероятно, кошачьих. В следующий момент рукав снова опустился, как занавес в скоморошьем балагане. Полковник Дережев откинулся назад и развернул письмо.
Иоганн покрылся потом. Возможно, это случайное совпадение. Царапины могли появиться от чего-то другого. Но если какая-то кошка и нанесла Дережеву эти травмы, что это означает? Тем не менее, давящее чувство опасности говорило ему совсем другое. Он попал в логово волка, и, облизав сухие, как древесные опилки, губы, почти перестал дышать. Если бы Дережев поднял глаза от письма, то он бы понял, что Иоганн видел царапины. Как можно быть таким глупцом, чтобы поверить полковнику? На ум пришел крепостной, и в нем забурлил страх. С внезапной ясностью он понял, что произошло с тем мужиком — его труп уже никогда не найдут.