Марфа ничего не сказала.
В тот момент, когда, погруженный в мысли, Иоганн обстругивал сосновую панель — будущую часть обшивки, во дворе раздались голоса. Один из них принадлежал Карстену Зунду. Он звучал неестественно высоко и взволнованно.
— Михаэль Брем!
Встревоженный таким официальным обращением, дядя Михаэль отскочил от своего верстака, стряхивая опилки с рукавов и ладоней. Он обменялся с Иоганном быстрым взглядом. Краем глаза Иоганн увидел узкое, бледное лицо Ивана, ставшее совсем белым, как борода под ним. Мгновенно оценив ситуацию, он кивком указал Ивану, лезть под верстак. Крепостной спрятался проворно, как хорек, и чуть не уронил со стола модель «Санкт-Пауля», несколько дней уже стоявшую в мастерской. В помещение упала тень. Посетитель заполнил весь дверной проем.
— Желаю хорошего дня! — прокричал он.
Он говорил на таком плохом немецком, что Иоганн, уже даже мечтавший на русском, сильно разозлился, так как в настоящий момент плохо понимал слова.
Резким движением посетитель сорвал с головы треуголку и пригнулся, чтобы не зацепиться о дверной косяк. Он оказался таким высоким, что даже Иоганн, вероятно, доставал ему лишь до плеча. Без парика, рыжевато-каштановые волосы завязаны на затылке, а усы аккуратно подстрижены. Царь Петр.
Иоганн сглотнул, и, как другие, сделал глубокий поклон. От волнения, что напротив него стоит царь, ноги у него стали ватными.
— Какая честь, Всемилостивейший Государь, — благоговейно произнес Михаэль.
За многие годы его немецкий стал корявым. Каждое слово он произносил так, будто во рту лежал огромный кусок черствого хлеба, но царь довольно заулыбался и огляделся.
— Это мастерская человека, которого Трезини не может оценить по достоинству, — воскликнул он, потирая руки.
Иоганн, с облегчением заметив, что царь не обращает на него внимания, осторожно отошел к своему верстаку. Боковым зрением он увидел, что Иван, сидевший под столом на корточках, плохо спрятался. Незаметно он переместился так, чтобы перекрыть обзор стола. Затем он тайком рассмотрел царя. Зеленый кафтан украинского покроя и черные сапоги, доходившие ему до колен. Рубаха с жабо в полутьме мастерской, казалось, блестела. Его лицо чуть успокоилось, но порой он моргал, как будто веки сводила судорога.
Беспокойный взгляд царя, как охотничий пес, прыгал по всем углам в поисках вещей, которые его могли заинтересовать. И Петр I, действительно, интересовался всем, что видел: знаниями, красотой женщин, каждой ошибкой и неполадкой, которую он обнаружил. Однако сегодня он вел себя на редкость дружелюбно. Не обратив внимания на почтительный ответ дяди Михаэля, царь подошел к следующему столу и сдвинул все, что на нем лежало, в сторону. Газеты, деревянные ящики и молоток скользнули на край стола. Ящик с гвоздями с грохотом свалился на пол. Все помощники подскочили и торопливо собрали гвозди.
— Смотри сюда, Михаэль! — окликнул царь. — Тебя же так зовут, или…? Михаэль?
Дядя Иоганна вновь поклонился.
— Да, Всемилостивейший Государь. Михаэль Брем. Столяр и плотник. Из окрестностей Магдебурга.
— Пруссак, значит, — царь посмотрел на него благосклонно и улыбнулся. Затем снова вернулся к своим бумагам. — Смотри, сюда. Сможешь это сделать для моих новых корветов?
Иоганн незаметно вытянул шею и глянул на изображение корабельной пушки, державшейся на невероятно высокой опорной конструкции. Одновременно ему бросилось в глаза, какие же сильные у царя пальцы. С содроганием он вспомнил историю, как царь голыми руками смог скрутить в рулон серебряную тарелку.
Дядя Михаэль побледнел. Иоганн догадался, что его не обрадовало создавать оборудование для войны. Но это был отличный шанс, работать напрямую на царя.
Одновременно ему пришли на ум слова Дережева: «Кто ближе к огню, тот ближе к пожару».
— Да, Всемилостивейший Государь, — коротко ответил Михаэль.
Несмотря на спокойствие, которое он излучал, Иоганн заметил даже через туго обтягивающую рубашку, как бьется его сердце. Оно бешено колотилось.
Царь Петр засмеялся. Его рука со свистом опустилась на больное плечо Михаэля. Иоганн увидел, что у дяди просто подкосились ноги.
— Ничего другого я и не ожидал! — вскричал царь. — Мне нужно таких шесть, размеры ты получишь. Приходи утром на верфь, осмотришь пушки. Теперь покажи, что у тебя здесь еще есть!
В своем энтузиазме и предприимчивости, которые из него сыпались, как искры из огня, он выглядел намного моложе своих тридцати четырёх лет.
За спиной Иоганна раздался шорох. Пока дядя Михаэль показывал царю свои планы строительства и высказывался о преимуществах, собранного им, станка, Иоганн вернулся к своему верстаку. Будто желая убрать с него лишнее, он снял сосновую плиту и поставил ее перед столом Ивана. С красными пятнами на щеках и пленительной улыбкой в мастерскую вплыла Марфа и потчевала гостей дорогим токаем, который она так же хорошо, как и денежный ящик, приберегала для таких случаев.
Царь просиял в ответ и взял изящный бокал из горного хрусталя на серебряной ножке в форме цветка. Он почти полностью исчез в его огромной ладони.
— Как я и люблю. Принеси Петрушке бокал вина! И еще один этому немногословному толстяку Зунду! — приказал он.
Карстен Зунд подскочил, взахлеб поблагодарил и выпил за его здоровье. Как Зунд, так и Михаэль внимательно следили, чтобы поднести чашу к губам только после царя.
Над хрустальным краем царь заметил Иоганна, а потом за ним на столе — «Санкт-Пауля». Иоганну стало жарко. Пустой бокал с пугающим треском хлопнул о дерево, когда царь его бросил на стол, под которым прятался Иван.
— Мой «Санкт-Пауль»! — закричал царь. Непроизвольно он снова перешел на русский. — Кто его сделал? Ты, Михаэль?
Дядя Михаэль медленно покачал головой.
— Мой племянник, Всемилостивейший Государь, — произнес он почтительно, — Иоганн. Он стоит перед Вами.
Иоганн подавил панику, надеясь, что его редко практикующийся поклон получился не слишком неуклюжим. Ему казалось, что царь буравит его взглядом. «Он теперь меня знает, — подумал Иоганн. — Я мог бы предостеречь его о Дережеве, но доказательств у меня нет. Даже если он мне и поверит, русалок ждет смерть». И с содроганием вспомнил мертвых существ, покачивающихся в спирте в шкафу Розентроста.
— Так, Иоганн, — крикнул царь. — Скажи мне, Иоганн, для кого ты выполнил этот заказ?
Иоганн испугался.
— Ни для кого, Всемилостивейший Государь. Я сделал его для себя.
Лицо дяди Михаэля, казалось, парило возле правого плеча царя, и Иоганн в ужасе увидел, как оно посерело. Он осознал, что ответ получился глупым. В новом городе царя Петра не было времени для праздности. Никто здесь для себя не работал.
— Так, — произнес лишь царь. — Отойди, я хочу посмотреть.
— Прошу Вас, Всемилостивейший Государь, — ответил Иоганн и, сохраняя присутствие духа, вставил, — Позвольте, я поставлю его на стол возле окна. Там больше света.
Царь опередил его.
— Давай, — приказал он, затем бережно поднял корабль, и отошел к окну.
Иван был спасен, если еще не умер там от страха. Царь Петр долго рассматривал филигранно вырезанные мачты.
— Ты даже воссоздал такелаж — и каждый узел сидит на своем месте, — бормотал он.
Иоганн отважился кивнуть, и покраснел от гордости.
— Откуда ты так точно знаешь, как выглядит мой корабль?
— Я его видел. В Архангельске.
— Я у тебя его покупаю, — распорядился царь. Безапелляционность, лежавшая в его словах, показывала, что он привык быть правителем всего мира. — Сколько ты просишь за него?
Иоганн растерянно оглянулся. Карстен Зунд шагнул вперед.
— Корабль уже продан, Всемилостивейший Государь.
По лицу царя скользнула тень.
— Это так? — он резко повернулся к Иоганну.
Лицо Карстена Зунда напряглось, и Иоганн осознал, какие цели он преследовал. Зунд хотел купить модель корабля, чтобы подарить ее царю Петру. Этот маневр Иоганн мог бы ему испортить. Язык у него прилип к небу, и ответ давался с трудом. Он, зло посмотрев на Зунда, вдруг понял, что не является игральной картой ни для него, ни для мирового владыки, и не желает ею быть. Мысль казалась такой неестественной, что Марфа и любой другой назвал бы Иоганна сумасшедшим.
— Я и в самом деле думал, его продать, — наконец произнес он. — Но теперь я передумал…