— Что?
— Ну, молоток или клещи, что-нибудь, чем можно отодрать доску или сломать замок.
— Да, — сказал Иоганн. — Но мы еще больше потеряем времени, если нас застукают при взломе дома.
— Никто нас не застукает. Видишь там сзади сарай?
Иоганн глянул на край поселения и обнаружил капитальное строение, огороженное забором. Пожалуй, лошадей днем держали на пастбище.
— Конюшня хорошо охраняется, — размышлял он. — Обычно поблизости находятся собаки.
Он спросил себя, почему в присутствии Евгения всегда чувствовал себя немного испуганным стариком.
Евгений улыбнулся.
— Я не видел собак. Давай свои инструменты.
Поколебавшись, Иоганн вытащил маленький молоток с острым бойком и гвоздодером. Еще никогда в жизни он не встречал человека, которому мог бы доверить свой плотницкий инструмент. Но здесь был Евгений.
Чуть позже они обогнули деревню по кромке леса и в тени деревьев прокрались к задней стенке сарая. Сторожевых собак и впрямь не видно, присмотревшись внимательнее к избам, Иоганн понял почему. Лишь немногие из них выглядели жилыми, на некоторых уже появились первые признаки разрушения. Хорошо заперты только два дома, незваному гостю пришлось бы приложить все усилия, чтобы попасть внутрь. Сколько людей могло там проживать? Десять? Двенадцать? Возможно, крестьяне давно уже на заработках в Санкт-Петербурге, а здесь остались лишь старики да дети.
Евгений протянул Иоганну свою поклажу и шустро, как лиса, побежал по лугу. Добравшись до задней стенки сарая, он вскарабкался по ней наверх. У Иоганна перехватило дыхание, когда он наблюдал за опасным карабканьем своего друга. Он не мог ни восхититься Евгением и глядел с открытым ртом, как молодой рыбак забрался на фронтон, выхватил молоток и что-то подцепил. Спустя мгновение он исчез. Иоганн озабоченно огляделся. Прошла целая вечность, прежде чем возле сарая вынырнула фигура Евгения и махнула. Иоганн собрался с духом и побежал. Перед входом в сарай он понял, что необходимость в опасном трюке отсутствовала. Дверь оказалась наспех прикрытой, приложив небольшое усилие, она бы открылась. Евгений просиял и поманил его внутрь. Лошадей в стойлах не было, это он увидел даже в темноте, в помещении находилась лишь пара старых лестниц, и пахло заплесневелой соломой. Все, что можно украсть, жители перенеси в избы.
— Там немного сена, — пояснил Евгений, указывая на пол. С облегчением они уселись рядом друг с другом. Действительно, как хорошо вытянуть уставшие ноги!
— Утром мы будем в городе, — тихо сказал Иоганн.
— Десять миль до Карпакова, — пробормотал Евгений. — Найдем ли мы его?
Страх в его голосе тронул Иоганна.
— Мы должны.
Когда он произносил эти слова, ему хотелось схватить Евгения за руку, но в испуге удержался от движения. Убрав поспешно руку, он порадовался темноте, которая скрыла его горящие щеки.
«Санкт-Петербург сводит меня с ума — сказал он себе. — Я не знаю, кто я есть, и чего хочу».
Он постарался придать голосу спокойный тон.
— Где у тебя жемчужина?
Шарканье подсказало ему, что Евгений искал небольшой кожаный мешочек. Холодные пальцы тронули его за предплечье.
— Здесь, — сказал Евгений.
Иоганн схватил мешочек и успокоился, почувствовав жемчужину через кожу.
— Чем ты ее покрасил?
— Тебе об этом лучше не знать, поверь мне. Но она такая красная, что капли крови рядом с ней выглядят, как слюна.
Иоганн засмеялся, но потом в голову пришел новый повод для беспокойства. Чтобы задать вопрос, как можно непринужденнее, он кашлянул:
— Что ты будешь делать, когда русалки вернутся в море? Останешься в Санкт-Петербурге?
Евгений резко выдохнул. Возникла пауза, во время которой Иоганн чувствовал себя очень несчастным.
— Не знаю, — раздался нерешительный ответ. — Я об этом подумаю, когда придет время. Пошли спать, Бремов. Утром мы будем решать совершенно другие проблемы, — он придвинулся поближе к Иоганну и накинул ему на плечи конец одеяла Марфы.
Они долго пролежали молча рядом друг с другом. Иоганн прислушивался к дыханию Евгения, наблюдая, как оно становилось все глубже. Во сне его поцеловала русалка. Это был горячий поцелуй шелушащихся губ, и Иоганн почувствовал, как его уносит теплым потоком. Царь Петр разбил жемчужину молотком. Потом появился тощий белый волк с улыбкой Евгения.
Глава 7
ПАЛАТЫ КАРПАКОВА
Что-то пощекотало его за нос, и он во сне поднял руку, чтобы отогнать насекомое. Его пальцы ухватились за чужие волосы. Иоганн открыл глаза и замер. Сквозь дырявую крышу, рисуя на пыльном дереве тонкий узор из светящихся нитей, проникал утренний свет. Смутившись на момент, он позволил себе эту необычную близость, но потом осторожно отодвинулся от своего друга.
Евгений все еще крепко спал. Его лицо, озабоченное и напряженное, выглядело странно привлекательным. Иоганн сглотнул и оглядел друга. Даже во сне его руки сжимались в кулаки. Рубаха задралась вверх, обнажив костлявые дуги ребер, поднимавшиеся с каждым вдохом. С непонятным стыдом Иоганн осторожно потянул одеяло, желая вновь укрыть Евгения. И остолбенел. Из-под рубахи выглядывала, того обмотанная вокруг тела, тканевая полоса. Евгений носил такую повязку, когда сломал ребро. Но, ведь это когда было? У Иоганна вдруг появилось чувство, что в его голове с трудом пришел в действие шестеренчатый механизм.
Как долго срастается ребро? И тут ему на ум пришла русалка и ее машущее движение, которым она разбрасывала по воде свои волосы.
Они черным, узким платьем легли на ее тело и прикрыли грудь. «То, что мы видим, ничего не значит», — прозвучал в ушах ее голос. В нерешительности он перевел взгляд на Евгения и посмотрел на него очень внимательно — узкие и костлявые от работы руки, тонкие черты нежного лица, подрагивавшего во сне. Мысль, внезапно пришедшая ему в голову, казалась ушатом ледяной воды, которой его окатили с ног до головы. Руки сжались в кулаки. Проклятье, что за идиотом он был? Слепым? Глухим? Тут же вспомнились тысячи моментов, когда он все это видел и знал. Но лишь благодаря собственному упрямству сейчас он чувствовал себя, будто его ударили доской по голове. И русалка ему намекала, конечно, иносказательно, но достаточно ясно. Щеки вспыхнули от стыда при мысли, что он тогда на берегу рассказывал о Кристине. Действительно он хвастался, что ее поцеловал? Кристина, о которой давно уже не думал, с тех пор… да с тех пор, как познакомился с Евгением. Не то, чтобы этот вывод сразил его наповал, скорее он чувствовался, как удар дубиной, который не оживаешь. Как же звучит тогда настоящее имя?
Иоганн поднял голову и еще раз внимательно вгляделся в спящее лицо, без испуга, очень внимательно, и размышлял до тех пор, пока от мыслей не закружилась голова. Ему вспомнилась сказка о прекрасной царевне, которую поймала ведьма Баба Яга костяная нога.
Вдруг Иоганн заулыбался. Из Катьки получилась бы отличная ведьма. Он вновь почувствовал себя идиотом, но ему стало легче. Моментально пропало раздражение, беспокоившее его последние несколько дней. Чувства его не обманывали. Все обрело свой смысл. Он тихо наклонился и украдкой поцеловал, по-другому, не так, как Кристину. Настолько по-другому, что образ купеческой дочери рассыпался пеплом и исчез. Чужая девушка зашевелилась и заморгала. В следующий момент она вздрогнула, будто обожглась об Иоганна. Он приготовился получить пощечину или, что более вероятно, удар кулаком, но девушка, выглядевшая, как его лучший друг Евгений, лишь уставилась на него. У Иоганна что-то запрыгало туда-сюда в желудке и запершило в горле. Он был чертовски счастлив. Даже если бы она сломала ему нос, он бы всю жизнь не жалел, что ее поцеловал.
— Елена, — сказал он. — Так тебя зовут по-настоящему.
Она ухватилась за рубаху и натянула ее, будто еще что-то могла скрыть. Этот ее жест Иоганн не знал и наблюдал за ней удивленно, сбитый с толку двойной картинкой своего лучшего друга и девушки с длинными ресницами.
— Я… — произнесла она и прервалась, затем плотно сжала губы, полная разочарования.
Иоганну тотчас стало жаль, что для нее сложилась такая ситуация. Он ожидал увидеть перед собой Евгения — парня с острым языком, но без маски грубоватого рыбака она казалась человеком, попавшим, как загнанный зверь, в безвыходное положение. Его эйфория медленно прошла, наступило отрезвление. В один момент до него дошло, как все изменилось. Впервые Иоганн увидел, что и его друг лишился дара речи.