Это был дом старца, знатного человека, любившего традиции. Над дверью красовался резной герб. Рыба с двумя птичьими крыльями.
— Карпаков не живет на постоялом дворе, — прошептал Иоганн. — Кто знает, сколько прошло времени, как он переехал сюда из Москвы.
— По всей вероятности, когда царь Петр начал строить новый город, — ответила Елена. Она неуверенно разглядывала окна. — Ты знаком с таким типом домов. Где живет хозяин?
— В доме, по крайней мере, восемь комнат, — пробормотал Иоганн. — Должно быть окно там, наверху — слева от конюшни.
Елена мрачно наблюдала за конюшней, возвышавшейся справа от главного здания.
— Можно перелезть через крышу конюшни.
Ее голос прозвучал измученно, и Иоганн осмелился взять ее за руку и удержать.
— Давай подождем до ночи, — произнес он тихо.
В помещении для гостей у Коляныча жались по углам нищенского вида путешественники. От разговора Иоганн увернулся, но схватил кружку кваса и кусок хлеба с салом, за которые Коляныч заломил безбожную цену, и ушел с Еленой в затхлую каморку. Там они улеглись, ожидая пока в доме стихнет шум, наконец, он замер, как последний удар старых курантов. Каморка погрузилась в странную тишину. Они уселись рядышком и шептались, обсуждая возможную стратегию.
Иоганн пальцем нарисовал поэтажный план дома, с которым был знаком по Москве, — старое, почтенное здание с большим помещением за входом и множеством маленьких комнат над ним.
— В одноэтажных домах здесь обычно помещается прислуга, — сказал он и показал на пару крошечных чуланов. — Хозяин спит в комнате рядом или над гостиной. Нам повезет, если Карпаков держит ее здесь.
— Мы ее найдем, — с пылающими от азарта щеками уверенно произнесла Елена.
Иоганн в очередной раз задался вопросом, как же он когда-то мог ее принять за грубоватого парня. Напряжение, исходящее от Елены, и чувство, что цель в пределах досягаемости, развеяли его усталость. Когда последний стук шагов уже давно отзвучал, она осмелилась подойти к двери, и сразу же дала обратный ход. Коляныч спал в конце коридора в своем кресле. Он так глубоко в него погрузился, что воротник его короткого кафтана наползал на уши. В дряблой руке лежал пистолет. Иоганн осторожно прикрыл дверь. При каждом шаге деревянные половицы скрипели ужасающе громко.
— Он охраняет своих гостей.
— Тогда пойдем через окно, — прошептала Елена.
Иоганн с трудом протиснулся в отверстие, стараясь не набить синяков и шишек на голове. Толстая дворовая собака, которой вменялось охранять участок, выглядела, будто только что скончалась от старости, и была, вероятно, глухой или больной.
Большая светлая луна украсила небо, ставшее не темно-синим, как осенью, и не черным, как зимой. Жирные крысы, с негодованием уставившиеся на обоих пешеходов, переваливались перед ними через дорогу.
Елена и Иоганн обошли сторожа и две фигуры, стоявшие под навесом и что-то бормотавшие. В некоторых домах в щелях между створками ставен еще мерцал свет. Им удалось, никого не побеспокоив, перебраться в нарядную часть города. Зловещим стражником в ночном небе возвышалась церковь. На пожарной каланче стояли дозорные, думавшие о своем, в следующий момент они увидели прошмыгнувшие через улицу фигуры.
В доме Карпакова свет не горел, но перед конюшней сидел холоп и спал, прислонившись к стене. Иоганн подозревал, что барин бы его поколотил, если бы узнал, как его охранник проспал. В вытянутой в длину конюшне шаркали копытами лошади. Иоганн смог их увидеть почти перед собой — темные, мутные тела и блестящие глаза.
— Какое окно находится в хозяйской спальне? — зашептала ему Елена.
Иоганн показал на окно над дальней частью конюшни. Елена кивнула, велела ему обождать, а сама, крадучись, пробралась через двор. Бесшумным движением она взлетела на конюшню, прошла по крыше и поднялась на цыпочки. Сжав от волнения зубы, Иоганн следил, как она всматривалась в окно. Луна отбросила ее тень на деревянные ставни, которые она осторожно раскрыла. Потом полезла обратно и одним прыжком снова оказалась внизу здания. Они поспешно ушли.
— Эта комната пустая, — прошептала Елена. — Насколько я смогла разглядеть в лунном свете, там чулан, в котором стоит много ящиков. Думаю, Карпаков готовится к отъезду.
— А в комнате никого нет?
Она покачала головой.
— Прекрасная возможность туда попасть, — она схватила кушак и развязала мешочек, в котором находилась окрашенная жемчужина. — Здесь!
— Что должен делать я?
— Настоящая жемчужина лежит в закрытом сундуке. Ты сможешь его открыть, кроме того, ты сильнее меня. Я буду на шухере. Если что-то пойдет не так, выпущу лошадей из конюшни. Когда люди думают, что вор крадет лошадей, то не интересуются тем, что происходит в доме. И, наконец, — промелькнула ее улыбка, — я бегаю быстрее тебя и быстрее уйду от погони.
Иоганну не составило большого труда представить себе самое худшее, что могло произойти. Тогда уж Дережев позаботится, чтобы он не дожил и до конца месяца. Когда он забирал у Елены мешочек с жемчужиной, его рука чуть дрогнула. Коснувшись ее руки, он почувствовал, что она ледяная.
— Ты боишься? — спросил он тихо.
— Я ведь не железная — ответила она. — Конечно, я боюсь до смерти, если ты хочешь знать. Возможно… это наш последний вечер.
Они мгновение смотрели друг на друга, затем она, к удивлению Иоганна, наклонилась и обняла его.
— Пожалуйста, береги себя, Бремов, — прошептала Елена. Он ответил на ее объятия, с облегчением, почти счастливый от близости, которая снова появилась между ними — не такая близость, как к Евгению, но он бы ее ни на что не променял.
Через некоторое время она мягко отстранилась и что-то достала из-под рубахи. Выглядело она, как черная тряпка.
— Сажа! Я в церкви время не теряла. Сажа всегда может понадобиться, — в темноте он догадался, что она ухмыляется. — Лучше сними рубаху. Ты аж светишься от напряжения.
Ночью похолодало. Елена взяла тряпки и натерла ему щеки, спину и верхнюю часть туловища. Черная слизь образовала мутные, темно-серые пятна. Замечательная маскировка. Иоганн с трудом смог различить свою вытянутую руку на темном фоне.
— Итак, — произнесла, наконец, Елена. — Мы опять встречаемся в церкви, если не там, тогда в нашей комнате.
— Как я попаду на крышу? — спросил он осипшим голосом.
— Лучше без обуви, — ответила она.
Это оказалось не так тяжело, как он думал. Конюшня в некоторых местах была разрушена и неумело забита досками, так что Иоганн нашел хорошую опору. Несмотря на это, ему стало дурно, когда он глянул вниз, где в темноте двигался бледный овал лица Елены. Она в последний раз махнула ему рукой и исчезла за фасадом дома. Он наощупь передвигал босые ноги, царапая пальцы о щепки. Подумал, что находится уже недалеко от окна, как соскользнул. Гнилой кусок крыши с треском обвалился. Из конюшни раздалось топанье и ржание. С сонным кряканьем подскочил слуга. У Иоганна замерло сердце. Он затравленно огляделся, решая, нужно ли ему прыгать. В следующий момент он услышал глухой удар, потом наступила тишина.
Появилась Елена и, махнув рукой, велела ему лезть дальше. В руках она держала полено. Пальцы Иоганна онемели, так крепко он вцепился в ставни, которые осторожно нащупал. У него от страха закружилась голова, хотя он в этом никогда бы не признался. К счастью, ставень не издавал шума, а поднимался без скрипа. Вот и комната. Как сказала Елена, в ней стояли ящики. Это придало ему сил, он оттолкнулся и подтянулся на деревянном карнизе. Охая, он извивался наверх, пока не лег животом на карниз. Затем остановился и подождал, но в помещении никого не оказалось. Каморка была маленькой, и Иоганн остановился, передыхая, пока его глаза не привыкли к темноте. Понемногу он смог различить широкие ребристые силуэты. Он двигался от ящика к ящику в надежде нащупать на крышке инкрустацию, но ничего не обнаружил. Несколько сундуков были обтянуты тканью или кожей, но большинство сработано из грубого, плохо оструганного дерева. Некоторые получилось открыть, но внутри не нашлось ничего, кроме тканей, меха и тяжелых предметов, завернутых в листы кожи. Скорее всего, кубки или подсвечники.