Затем он увидел себя сидящим на полупустой бочке, и дрожащим от холода, и вряд ли мог вспомнить, зачем влез в эту поилку для лошадей. По улице вслед за конем пробежала толпа. Пронзительные крики удалились, тревожные голоса с энтузиазмом передавали слухи и на редкость фантастические истории:
— … растворился…
— … в огненном шаре…
— … превратился в коня…
Иоганн задрожал всем телом. Вода, пропахшая деревом и мокрой землей, закрывала его по грудь и, по меньшей мере, облегчала боль ссадин, полученных при падении на крышу. Отсюда нужно уходить, еще немного, и солдаты, прогнав людей с улицы, начнут искать злоумышленника. Он поспешно схватил мешочек с жемчужиной и успокоился. Она по-прежнему там! Сквозь кожу совершенно точно чувствовалась ее форма. А Елена? Это она подожгла конюшню? Такого он даже не мог себе представить. Крики затихли, а вдалеке все еще раздавался топот копыт. Иоганн торопливо плеснул водой в лицо, отмыл сажу с кожи и вылез из бочки. Вода стекала с его штанов, пришлось их отжимать, как можно лучше.
Затем он побежал в тени домов, пропуская ночных гуляк, все еще стоявших на улице в ночной одежде и обсуждавших происшествие, и отправился на постоялый двор. Успела ли Елена убежать?
Когда Иоганн, задыхаясь, прибыл на зады дома Коляныча, то непроизвольно ускорил шаг. Как он и опасался, дом оказался ярко освещенным, но, к счастью, все столпились у переднего входа и спорили. Иоганн смог незаметно проскользнуть через грязный двор к приоткрытому окну. Из последних сил он подтянулся. В следующее мгновенье, к своему облегчению, он почувствовал две сильные руки, которые сомкнулись на его плечах и втянули в комнату.
— Слава Богу! — произнес он от всей души.
— Тихо! — прошипела ему Елена.
В коридоре раздались шаги, потом в дверь постучали.
— Господа? — спросил Коляныч подобострастным голосом.
— Что? — недовольно крикнула Елена глубоким голосом Евгения.
— Все в порядке?
— Здесь внутри, да! — ответила Елена.
— Если б вы на улице смогли сохранить спокойствие!
Шаги вновь удалились, гости громко болтали на немецком и французском языках. Смех проникал сквозь щели. Суматоха начала превращаться в разукрашенную подробностями сказку. Иоганн сделал невозможное — он бежал быстрее, чем слухи по русским улицам.
— Ты в порядке? — прошептала Елена, нащупав его руку, и заметила, — Ты мокрый.
— Прятался в корыте. А ты?
— Я почти две улицы пробиралась по крышам. Завтра они расскажут, что по их домам скакал дьявол. Но, не смотря ни на что, твою обувь я не потеряла.
— Это ты подожгла конюшню Карпакова?
— Я? — засмеялась она тихо. — Прекрати, Бремов. Идиот конюх проснулся от суматохи в доме, увидел меня и захотел побеспокоить своих хозяев. Произошла драка. В конюшне упала лампа. Красиво же меня подловили. Я думала, он вывернет мне руку, — ее голос дрогнул и опустился до тревожного шепота. — У тебя…
— Да.
Ему хотелось выкрикнуть это слово торжествующим голосом, но он лишь схватил Елену за руку и вложил ей в ладонь мешочек с жемчужиной.
— Она здесь, — прошептал он. — Но нам нужно уходить, мне не удалось подменить жемчужину.
— Что?
— Она выпала у меня из руки. Можно лишь надеяться, что Карпаков утром не полезет в сундук.
— Он тебя видел?
— Очень смутно.
Глубоко вздохнув, пришлось ей рассказать о письменном столе Карпакова, о бумагах, о запланированных арестах, и об имени «Евгений Михайлович Сказаров», внесенном в список. Елена отошла тихим шагом. Иоганн услышал звук, перечеркнувший весь его триумф. Она плакала?
— Что ты делаешь? — спросил он.
— У нас есть жемчужина, — прошептала издалека Елена. Он понял, что этот звук был приглушенным смехом. — Это главное. Русалки будут жить.
В этот момент распахнулся ставень. Внутрь проник сумрак поздней ночи, превративший Елену в силуэт из кукольного театра.
— Я хочу взглянуть на жемчужину, — сказала она. — Иди сюда!
Он охотно последовал на этот призыв и удивился, когда Елена обняла его в темноте. Это не походило на чопорное, почти неприступное объятие Евгения.
— Спасибо тебе, — прошептала она.
Она быстро отпустила его и снова уселась под окном, и, вынув сокровище русалок из мешочка, протянула его Иоганну.
На ощупь жемчужина оказалась гладкой, как шелк. Он осторожно покатал ее по ладони. Она — совершенство! Рассмотрев ее повнимательнее, он остался стоять с открытым ртом. Пурпурный цвет горел, как лава, и отбрасывал светло-красное сияние на его ладонь. Перламутр блестел всеми цветами крови, смешанными с насыщенным цветом вечерней зари. В тяжелой от возраста и энергии жемчужине покоилась тайна, и соединялись воедино голоса моря. Он представлял образы танцующих тел, принесенных потоком в глубину, туда, где нет света, а только пульсация последних огней, красная и вечная. Иоганн почувствовал, как на мгновение исчезли все страхи, и его сердце распалось на рой бабочек. Он был так счастлив, будто всю жизнь ждал лишь для этого мгновенья — сидеть здесь вместе с Еленой, тесно прижавшись друг к другу, на корточках под окном, с жемчужиной в руке.
Коляныч выглядел, будто провел всю ночь, уставившись на улицу. Его глаза распухли и покраснели, а настроение было чернее тучи.
Тем не менее, он старался вести себя вежливо с гостями, которые поднялись ни свет ни заря. Каша отдавала глиной и мучным червем, но Елена и Иоганн выхлебали ее без единого замечания, прислушиваясь к бормотанию, колыхавшемуся, как жирный пар, в горнице. Речь шла о пожаре, который с трудом потушили, о поджигателях и грабителях. Городская стража задержала несколько подозрительных фигур, слонявшихся поблизости от дома Карпакова. Хозяйка, жена Коляныча, несколько раз перекрестившись, пробормотав что-то про дьявола, и Иоганну пришлось под столом легонько пнуть Елену в голень, так как она не могла удержаться от смеха. Многозначительно посмотрев на него, она подняла брови и кивнула.
— Нельзя допустить, чтобы эти россказни о дьяволе услышал царь, — проворчал Коляныч, глядя на Иоганна.
Иоганн сделал вид, что не понял намека на Елену, но решил, что настало время уходить. Торопливо забрав остатки завтрака, они принесли свои вещи.
Улицы еще спали, солнце пока не взошло, и туманный утренний свет раскинул над улицами, на которых еще несколько часов назад царила суматоха, безмолвный покров.
— Так рано в путь? — поинтересовался страж на городских воротах. Он оглядел обоих путешественников с головы до ног.
Иоганн чувствовал себя некомфортно, но запугать себя не позволил. Дорога всего в нескольких шагах, если они доберутся до края леса, то будут свободны.
— Царский лекарь ждать не будет, — ответил он самоуверенным голосом. Без дальнейших пояснений он вытащил послание с царским гербом и печатью аптекаря. Хоть часовой не смог прочитать ни буквы, но герб с двуглавым орлом, увенчанным короной, явно произвел на него впечатление.
— Держите путь в новый город? — спросил он.
Иоганн важно кивнул.
— Как Вы здесь прочитали, мы должны без промедления вернуться в аптеку Петропавловской крепости, — он доверительно наклонился. — Полковник болен, вот… — он постучал по своему пакету, — компоненты для лекарства из Москвы.
Солдат осмотрел пакет, в конце концов, махнул рукой, пропустили.
— Нечего здесь стоять, — рявкнул он. — Царь не ждет!
Облегченно, что он не потребовал взятку, а поверил на слово, они удалились быстрым шагом. Иоганн спиной чувствовал взгляд солдата, будто тот тыкал в нее указательным пальцем.
— Не оглядывайся, — прошептала ему Елена.
Вдалеке прозвучал топот копыт. Как уже бессчетное количество раз за сегодняшнее утро, Иоганн схватил мешочек, висевший у него на поясе, и удостоверился, что жемчужина все еще там. Фигуры всадников на дороге увеличились, их силуэты возвышались в утреннем, светлом небе.
Что-то в этой картине насторожило Иоганна, и даже Елена вдруг пошла медленнее, пока, наконец, не остановилась.
— Солдаты? — пробормотала она.
Сердце испуганно заколотилось в груди Иоганна. Теперь и он распознал мундиры. Четыре драгуна с ружьями и два гренадера в синей униформе. Они скакали галопом в город, будто имели важное поручение.
— Почему у меня такое чувство, что нам нужно бежать? — пробормотала Елена.