Я хотела снова вмешаться, но мои колени внезапно подкосились и меня затошнило, так что я села на скамейку, а руки, как смогла, помыла питьевой водой. Пить её я всё равно больше не буду. До Веруккьо — так называлось место, где жил отец Джианны — придётся воздерживаться, чтобы и мочевой пузырь тоже мог воздержаться. Я могу хорошо терпеть, это один из моих коньков.
Три часа спустя, поняла даже я, что этот замысел мог закончиться только катастрофой. После дорожной пробки, как раз перед Пармой, температура в салоне перевалила за 45 градусов. Мы смочили полотенца и зажали их между стёклами, чтобы защитить себя от палящего солнца, которое стояло в зените и превратило тёмную крышу машины в печку. Но эти полотенца имели недостаток, они увеличили влажность и блокировали снабжение кислородом, в то время, как через насадки кондиционера, в машину задувалась вонь от бензина.
Даже музыка, играющая без перерыва, не могла меня отвлечь, а лишь подчёркивала моё страдание. За это я должна благодарить именно мою, демократическую систему, в соответствии с которой, каждый из нас, по очереди, выбирал сборник или альбом. Только что закончился рёв Эминема, выбранный Тильманном и был заменён альбомом Кеане, выбранный Джианной. Певец очевидно знал, что я испытывала, так-как и его песни содержали все виды агонии в различных тонах.
Он как раз объяснял нам в душераздирающей лирике, почему он «сломанная игрушка», как вдруг, я перестала чувствовать кончики пальцев рук и ног. Мой организм настолько обезводился и перегрелся, что между тем, стабильное кровообращение вспомнило старые времена и угрожало бессознательным состоянием. В этот раз, в виде исключения, заметила Джианна, а не Пауль, что я чувствую себя хреново. Пауль своим орлиным взглядом следил за дорогой и всё ещё возмущался из-за постоянной подорожной пошлины. Скупость, к сожалению, тоже принадлежала к последствиям, полученным от Францёза.
— Эли, всё в порядке? Эли… ты меня слышишь? Эй?
Я хотела ответить, но удушье в горле, помешало мне произнести членораздельно даже хоть какой-то звук.
— Пауль, тебе нужно съехать с этой дороги, она дышит очень поверхностно, а её руки холодные…
— Если мы съедем, то мне придётся снова раскошелиться. А если мы просто направимся к следующей придорожной зоне обслуживания?
Нет, только не это. Никакой новой зоны обслуживания. Мой острый приступ, полный предрассудков и неприязни к иностранцам, который вселил в меня ранее своего рода навязчивую идею к гигиене, хотя и смущал меня немного, и я уже попросила у Джианны прощение, что сбежала без всяких объяснений, но я не чувствовала себя в состояние, побывать на ещё одной придорожной зоне обслуживания. К счастью Джианна об этом догадалась.
— Я думаю, придорожная зона обслуживания не подойдёт. Посмотри, там впереди uscita [3], заезжай куда-нибудь в поле, пожалуйста Пауль.
«Да, заезжай Пауль», подумала я. Полей здесь, наверное, предостаточно. Мы всё ещё находились в долине реки По, пустоши, о которой я никогда не подозревала, что встречу такую в Италии. Ни пальм, ни моря, ни красивых домов, а промышленные районы, а между ними, ничего кроме полей и ферм. Не на одном сайте для туристов в интернете, я не встречала таких фотографий. О них умалчивалось. Этот пейзаж вводил в депрессию, а гордые пики Апеннин на горизонте, только поддерживали это впечатление. Они казались мне миражом, слишком далеко и всего лишь фантазия. Если приблизишься к ним, они растворяться.
«Потише», — хотела попросить я Джианну уменьшить звук музыки, но она повернулась ко мне, чтобы влажным полотенцем, убрать волосы со лба. Её руки были тёплыми, прикосновения казались липкими. Певец, между тем, прервал свои сетования, заливаясь парящим, женским, высоким фальцетом, который закружил меня в неповоротливом, танцевальном ритме покалывания руках и ногах. Его голос, будто вытягивал из меня кровь.
Я почувствовала, как Пауль съехал с автобана. Автомобиль накренился в сторону. Казалось я падаю, не упав. Вскоре после этого, колёса начали грохотать.
— Вон там, посмотри, там растёт несколько деревьев перед зданием! Ей нужно в тень, — показала Джианна Паулю.
Как она собралась вытаскивать меня из машины? У меня больше не имелось контуров и прочности. Я была уверенна, что ко мне нельзя прикоснуться. Соблазнительное пение фальцетом и жалобы гитары растворили меня. Когда они открыли дверь, вытащили моё тело и отнесли к деревьям, я ничего не почувствовала. Позволила поднять себя, как фарфоровую куклу, неподвижную и одеревеневшую. Даже мои внутренности отказывались работать.