– Знаешь, они правы.
– Что?
– Насчет твоего отца, – уточняет он. – Он и правда очень хороший человек. Настолько хороший, что вряд ли я или моя семья заслуживаем иметь такого человека рядом.
– Ох.
Я понятия не имею, что ответить на это, ведь сама прокручивала в голове эту мысль столько раз за все эти годы. Вместо ответа я лишь делаю еще один глоток вина.
– В некотором смысле твой отец был мне ближе и роднее, чем мой собственный, – говорит Киприан, пока я продолжаю пить из своего стакана; мои мысли становятся все более затуманенными. – Как-то раз по городу поползли слухи, якобы в городе появился человек, который занимается фокусами и магией, и я отчаянно захотел увидеть его своими глазами. Конечно же, мать отказалась ехать в город, а отец тогда уехал по делам на весь день. Поэтому, понятное дело, я решил пойти один.
– Просто чтобы посмотреть на уличного артиста? – спрашиваю я.
– Я знаю, это звучит нелепо, но в то время я и понятия не имел, что эти слухи были вовсе не про магов, а про обычных артистов, – отвечает он. – К тому же, на минуточку, мне было всего семь. Выскользнуть из дома не составило никакого труда, у меня всегда был к этому особый талант, но вот потом… потом по мере того, как я забредал все дальше и дальше вглубь города, я понимал, что понятия не имею, куда именно идти… не говоря уже о том, как добраться обратно домой. Я стоял в ступоре посреди городской площади, плача и моля о помощи, а люди суетливо пробегали мимо, даже не глядя в мою сторону.
После этих слов я протягиваю руку, чтобы утешительно положить ее на плечо Киприана. Из-за этого потерянного маленького мальчика у меня самой сердце рвется на части.
– Я думал, что окончательно потерялся и больше никогда не смогу вернуться домой, но потом вдруг возле меня остановился человек, – продолжает он, рассеянно проводя большим пальцем по ручке своей кружки. – У него были добрые глаза и вымазанные разноцветными красками и чернилами кончики пальцев. Помню, я тогда подумал, что он был каким-то волшебником или магом. Хотя в какой-то степени так и было. Присев, чтобы мы могли смотреть друг на друга, он спросил, почему я плачу. Я сказал, что заблудился и не могу найти дорогу домой.
– Тебе, наверное, было до ужаса страшно.
– Да, и, вспоминая об этом сейчас, я думаю: мне правда повезло, что меня никто не похитил, – признается Киприан. – Я ясно понимал, что он был занят своей работой, у него в руках была целая куча свертков, но все же он без раздумий бросил все свои дела, чтобы помочь мне. Он угостил меня обедом и все это время крепко держал меня за руку. Я целый день пытался вспомнить дорогу, и лишь только под вечер мы вышли на правильный путь. Когда мать открыла входную дверь, она даже не поняла, что меня не было и я куда-то уходил.
– Ох… – вздыхаю я, слишком хорошо понимая его чувства в тот момент.
– Естественно, она вошла в роль заботливой матери и изобразила сцену горести и скорби в ту же секунду, как он рассказал ей о том, что произошло. Мой отец все еще был в отъезде по делам, но она настояла, чтобы человек зашел и выпил ее фирменного чая несмотря на то, что он всячески пытался отказаться. Пока мама готовила чай, он спросил меня, люблю ли я книги. Я покачал головой, и тогда он сказал мне, что скоро это изменится. До сих пор помню блеск в его глазах, когда он полез в карман пиджака и вытащил оттуда маленький сверток, аккуратно перевязанный красной ленточкой.
Я молча смотрю на него, как вдруг до меня доходит, что Киприан рассказывает об отце, моем отце.
– И что дальше? – спрашиваю я, сосредотачиваясь на его истории, несмотря на тупой гул в голове.
– Он отдал этот сверток мне, и внутри оказалась самая красивая детская книжка с картинками, которую я видел в жизни. Я тогда еще не умел читать, но и не нужно было. Картинки говорили больше, чем могли бы сказать любые слова.
Киприан прочищает горло и принимается ерзать на скамье, пытаясь добраться до кармана брюк, затем достает что-то и осторожно кладет на стол крошечную потрепанную книжечку.
– Ты хранил ее все это время? – ахаю я и протягиваю руку, чтобы нежно провести по красивым линиям на обложке, которые с годами стерлись и потеряли былой яркий цвет.
– Конечно, я хранил ее, – тихо отвечает он, рассеянно глядя вдаль. – Твой отец за один день проявил ко мне больше доброты и заботы, чем кто-либо за всю мою жизнь.
Несмотря на боль в сердце, на моем лице появляется легкая улыбка. Услышав эту милую историю о моем отце, я ни капли не удивлена, ведь он, добрая душа, действительно никогда бы не смог пройти мимо маленького ребенка, плачущего в одиночестве на улице.