– Есть еще кое-что, – говорит Киприан, заставляя меня взглянуть в его печальные глаза. – Смотри.
Он открывает книжечку на первой странице.
Там располагается прекрасная иллюстрация, на которой изображена маленькая девочка с каштановыми волосами и голубыми глазами, держащая в руках цыпленка… а под ней надпись.
«Моей дорогой Хейзел. Желаю самого счастливого дня рождения, люблю тебя».
Я вглядываюсь в эту картинку и надпись, толком не осознавая то, что вижу.
– Я… я не понимаю. Никогда в жизни не видела эту книгу.
– Думаю, он подарил мне то, что должно было стать твоим подарком на день рождения, – говорит Киприан. Его челюсть на мгновение напрягается, как будто ему даются с трудом эти слова. – Я думаю, он не мог допустить, чтобы у ребенка не было любви к книгам.
– Это и правда похоже на него, – тихо говорю я, нежно обводя пальцами строку с моим именем.
– Я знаю, это звучит глупо, но эта книга изменила мою жизнь. Твой отец изменил мою жизнь, Хейзел… и…
– О боже, – перебивает его румяная женщина, опускаясь на лавку напротив нас. – Он умер?
– Что? – потрясенно спрашиваю я, глядя на нее, пока Киприан благополучно убирает крошечную книжечку обратно в карман.
– Твой отец, он умер?
– Не… не думаю, – отвечаю я, и все внутри меня сжимается лишь от одной этой мысли.
– О, хвала небесам, – вздыхает она, практически распластываясь на столе от облегчения. – Я уж распереживалась, подумала, что твое присутствие здесь означает… ну, ты понимаешь.
Женщина продолжает болтать, перескакивая с темы на тему так резво, что я едва поспеваю за ней. Я все крепче сжимаю стакан в руке, пока слушаю, как она рассказывает историю за историей о моем отце и о том, как же ужасно ей жаль, что он заболел.
– Ты допила? – спрашивает Киприан, когда женщина, наконец, покидает нас, отойдя по нужде.
Заглянув внутрь стакана, я с удивлением обнаруживаю, что он пуст.
– Да, – говорю я в ответ, кивая.
– Хорошо, давай налью еще. Если бы я знал, что тебя здесь будет донимать почти каждый посетитель, отвел бы в более тихое местечко.
– Меня не волнует шум, – отвечаю я. – Он, наоборот, заглушает бурный поток моих мыслей.
– Ну хорошо, я вернусь через минутку, – говорит он.
Судя по тому, как у меня уже кружится голова, возможно, ему не стоит нести мне второй стакан, но я не останавливаю его, когда он направляется к бару. Я наблюдаю, как он прислоняется к барной стойке в дальнем конце таверны, фамильярно болтая с барменом.
Однако в этот момент краем глаза я кое-что замечаю.
Сначала я думаю, что это игра света или, возможно, моего разума… но все выглядит слишком реально: клянусь, я вижу, как нечто, похожее на гигантскую чернильную тень, проскальзывает в таверну.
Мурашки пробегают у меня по спине, когда я вглядываюсь в дальний угол комнаты. Медленно тени вихрятся и стягиваются вместе, будто пытаясь принять форму огромного рогатого существа.
Мои глаза расширяются, сердце бешено колотится в груди, и я уже открываю рот, чтобы что-то сказать.
– Вот ты где, Хейзел, – восклицает другая женщина, пугая меня, когда я отвожу взгляд от теней и вижу ее, стоящую рядом со столом. – Я уже начала переживать, что не успею найти тебя вовремя.
– Простите, мы знакомы? – спрашиваю я, бросая взгляд обратно в угол и обнаруживая, что там и следа не осталось от тех теневых монстров.
– Пока нет, – отвечает она. – Но просто знай, если тебе когда-нибудь понадобится помощь, дитя мое, лишь только попроси.
Наши взгляды встречаются. Ее глаза имеют необычный золотистый оттенок, он кажется нереальным. Должно быть, это отблеск огня в камине, или, возможно, это вино сыграло со мной еще одну злую шутку. Я-то думала, что со мной все в порядке, но с каждой секундой становится яснее и яснее, что вовсе нет.
– Что вы имеете в виду?
– Поймешь, когда придет время. Прислушивайся к своему сердцу, ибо разум часто может играть с нами злые шутки.
Моргая, я уже открываю рот, чтобы попросить ее разъяснить, о чем она только что сказала, но в этот момент возвращается Киприан. Держа в руках наши напитки, он хмуро осматривает крошечную женщину, глядя на нее сверху вниз.
– Проваливай отсюда, ведьма, – рычит он, ставя передо мной новый стакан, полный вина.
Женщина ничего не говорит, просто закутывается поплотнее в свой темный плащ, прежде чем бросить на меня последний взгляд и исчезнуть в толпе.
Я хмурюсь, пытаясь высмотреть ее. Слова ее звучали так серьезно, что, казалось, они пронзили меня в самое сердце. Ощущение, будто она всяческими намеками пыталась донести до меня что-то важное, просто не имея возможности сказать прямо.