Все внутри меня перекручивает при мысли о том, что будет дальше. Закрыв глаза, я пытаюсь подготовиться к его прикосновению в том самом месте, когда его пальцы скользят по внутренней части моего бедра.
Но этого прикосновения так и не происходит.
Раздается звук удара. Я медленно открываю глаза и внезапно обнаруживаю, что больше не прижата к дереву.
Спустя мгновение я вновь привыкаю к тусклому лунному свету и вдруг осознаю, что Амадей лежит, скрючившись, у моих ног. Чуть дальше, с тяжело вздымающейся грудью, стоит Киприан.
Наши глаза встречаются на мгновение. Прислоняюсь к дереву. Облегчение разливается теплом по телу.
– Думаю, он меня не заметил, – говорит Киприан, нарушая молчание между нами. – Он был слишком сосредоточен на тебе. С тобой все в порядке, Хейзел? Неужели он…
Он замолкает, не в силах закончить вопрос, но я тут же отрицательно качаю головой.
– Нет, почти, но нет.
– Хорошо.
Повисает неловкая тишина, когда наши взгляды медленно опускаются на Амадея.
Из головы его хлещет кровь, которая при тусклом лунном освещении приобретает практически черный цвет. Присев рядом, я протягиваю руку, чтобы проверить рану, но резко останавливаюсь.
Под головой Амадея уже целая кровавая лужа, и она продолжает становиться больше, словно растущая пропасть ночи.
– Слишком много крови, – выдыхаю я, поднимая взгляд на Киприана. Его глаза расширяются в панике.
И только в этот момент я понимаю, в каком он раздрае. Его белая рубашка вся забрызгана кровью, а руки покрылись синяками и распухли из-за драки.
Встав, я направляюсь к нему, но он останавливает меня и берет за руки прежде, чем я сама успеваю дотянуться до него.
– Ты должна уйти, – шепчет он.
– Нет, мы разберемся с этим вместе. Если мы просто объясним… – Замолкаю, понимая, какая я дура, что вообще предлагаю это.
Киприана начинает трясти, когда он смотрит вниз на тело своего брата. Растущее чувство паники зарождается и во мне, угрожая охватить меня полностью, даже когда я изо всех сил стараюсь подавить его.
Пока пытаюсь не обращать внимания на то, как дрожат мои собственные руки.
– Хейзел, я хочу, чтобы ты сейчас внимательно послушала меня, – умоляет Киприан; его голос звучит низко, но при этом мягко. Он искренне беспокоится обо мне. – Тебе нужно уйти. Ты не должна быть здесь, когда… когда они увидят, что я натворил. Это только ухудшит ситуацию. Уходи, убирайся отсюда как можно дальше.
– Пойдем со мной, – говорю я, вглядываясь в его лицо.
– Нет, – говорит он, нахмурив брови. – Я не могу. Они обвинят тебя в этом. Ты же знаешь мою мать. Мне нужно остаться. Я должен найти способ все исправить. Пожалуйста, уходи. Спасая себя, ты спасаешь и меня. Убирайся отсюда, беги прочь так быстро, как только сможешь, и ни за что не оглядывайся назад.
– Пожалуйста, Киприан, не делай этого. Мы можем сбежать вместе и…
Наши глаза встречаются, и слеза скатывается по моей щеке, когда я понимаю, что мы прощаемся. Неважно, кто виноват в этом всем, кому-то придется заплатить за пролитую кровь Амадея. Останусь я или уйду, винить будут только меня. Мерельда ни перед чем не остановится, пока я не предстану перед судом.
И все же я не могу просто оставить его здесь.
– Пожалуйста, – шепчу я в последний раз.
– Нет. Если я уйду с тобой, это лишь подвергнет тебя гораздо большей опасности, – говорит Киприан, поднимая руку, чтобы нежно погладить мою щеку. – Я не могу так поступить с девушкой, в которую влюбился сразу, как только впервые увидел ее.
Я моргаю, глядя на него, застигнутая врасплох его признанием, когда он лезет в карман и достает маленькую книжечку, которую так давно мой отец подарил ему.
– Кип…
– Возьми это, – быстро говорит он, вкладывая ее мне в руку. – Возьми это и не оглядывайся назад. А теперь, Хейзел, беги!
Я все еще колеблюсь, неуверенная, что делать, а потом медленно отступаю.
Сердце сжимается, когда я бросаю последний взгляд на Киприана, а затем резко разворачиваюсь и растворяюсь в сумраке ночи.
Слезы рекой текут по щекам, когда я оставляю Киприана одного там, в темноте, стоящего над Амадеем с запачканными кровью ботинками. Я спотыкаюсь о камни и падаю в спешке убраться подальше, но поднимаюсь и заставляю себя продолжать бежать. Я не могу остановиться, как бы сильно ни болели ноги и ни горели легкие.
Если мне не удастся сбежать, это будет означать, что жертва Киприана была напрасной.
Добравшись до окраины города, я останавливаюсь, чтобы перевести дыхание, прячась в лесной чаще. Я оглядываюсь по сторонам, разум лихорадочно пытается придумать какой-нибудь план.