Но моя воодушевленность вскоре проходит, когда я снимаю с полки одну из книг; мне едва удается удержать ее из-за тяжести. Положив книгу на ковер, я раскрываю ее и осознаю, что она написана на языке, которого я никогда раньше не видела.
Неудивительно.
После долгих усилий мне удается вернуть книгу на полку, и я продолжаю свои скитания по дому.
Вскоре я понимаю, что у Смерти, похоже, безупречное чувство вкуса; вся мебель великолепно подобрана и изготовлена из дорогих материалов, пусть даже и исключительно темных холодных оттенков. В этих стенах нигде нет ни грамма цвета или тепла.
За исключением кухни, но она в целом выбивается из атмосферы дома. Из всех мест в этом огромном дворце кухня – единственное, где присутствуют хоть какие-то признаки жизни. В остальном же создается впечатление, что это просто обитель для Смерти и его нетронутого добра.
Я хмурюсь от этой мысли и перехожу в другую гостиную. Она поражает своей мрачной потусторонней красотой, но снова кажется такой пустой.
Такой бездушной.
Здесь нет людей, нет голосов или смеха, которые могли бы прогнать тени, притаившиеся за углом. Те, что всегда рядом, просто вне поля зрения.
Даже комнаты, в которых есть предметы мебели, кажутся безжизненными и бессмысленными.
Мои блуждания приводят меня к высоким черным дверям. Я останавливаюсь совсем близко от них, четко осознавая, что сразу за ними таятся туманные земли этого царства.
Можно ли мне ступить на них? Осмелюсь ли я рискнуть гостеприимством хозяина, выйдя наружу без разрешения?
Я кладу руку на золотую ручку, возвышающуюся прямо над моей головой, и решаю еще разок все обдумать.
Наверное, не стоит рисковать.
Опустив руку, я разворачиваюсь и направляюсь к широкой лестнице, которая, как я надеюсь, наконец приведет меня обратно в мою комнату.
Следующие два дня проходят примерно тем же образом.
Только Смерти нигде нет, а залы кажутся еще более пустыми, чем когда-либо… не считая маленьких дорожек из разноцветных специй, которые я теперь использую как ориентир.
Я ожидала встретить его в одном из залов или разделить с ним трапезу, но нет. Насколько я могу судить, я совершенно одна в этом огромном, пустынном, похожем на пещеру месте.
Мои трапезы проходят в тишине, поскольку я ем у камина на кухне; это единственное место, куда меня тянуло последние пару дней. Хотя, полагаю, это отчасти потому, что только здесь я могу чем-нибудь себя занять.
Я провожу тут все свое время, нарезаю, смешиваю, пробую на вкус, а столешницы теперь полностью заставлены пирожными, хлебом и различными блюдами. Так здорово готовить еду из стольких продуктов, о которых раньше я только читала, но с каждым новым блюдом мое сердце болит все сильнее.
Какой вообще смысл готовить блюда, если не с кем ими поделиться?
Время тянется томительно медленно, час за часом, минута за минутой. Я пытаюсь найти хоть какое-то занятие, чтобы отвлечь свой разум от странной реальности, в которой я оказалась, но ничего не выходит. Единственное, что остается, – это ждать.
Утром третьего дня я резко просыпаюсь. Хмуро вглядываясь в темный потолок своей комнаты, я делаю глубокий вдох, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце.
Холодок пробегает по коже, когда я понимаю, что, должно быть, что-то разбудило меня, и затем чувствую это.
Чувствую его.
Усевшись, я мгновенно отыскиваю его взглядом в дальнем углу своей комнаты. Окутанный с ног до головы клубящимися тенями, стоит Смерть.
– А, ты проснулась, – говорит он, и его глаза под маской светлеют.
– Конечно, проснулась, – отвечаю я. – Ты напугал меня до полу…
Я замолкаю, осознав, что собиралась сказать.
– До полу чего? – спрашивает он. Темнота сгущается вокруг него, когда он склоняет голову набок.
Я делаю паузу. Щеки начинают гореть огнем, когда я тихо молвлю:
– Смерти.
На мгновение воцаряется тишина, а затем комнату наполняет громкий смех. Он смеется, а я ничего не могу с собой поделать и тоже улыбаюсь, словно его смех постепенно заражает и меня.
Прочистив горло, Смерть берет себя в руки и подходит ближе.
– Ну, раз уж ты проснулась, тогда пойдем, я тебе кое-что покажу.
Он направляется к двери, а я выбираюсь из горки подушек и одеял, которую соорудила на полу у камина. Стоя спиной к Смерти, осторожно заворачиваюсь в одеяло, так как тонкая сорочка, в которой я сплю, едва скрывает мое тело.
Я оглядываюсь через плечо и понимаю, что он все еще наблюдает за мной, придерживая дверь.
– Мне… мне нужно одеться, – говорю я, и мои щеки начинают гореть еще сильнее.
Смерть окидывает меня взглядом, а затем мгновенно отводит глаза. Он вдруг сразу же напрягается, словно осознавая, что натворил.