Но, конечно же, я не прислушиваюсь.
Я продолжаю наблюдать за ним со своего места у самой двери, когда он поднимает руку, чтобы снять маску в виде черепа со своего лица. Я зажимаю рот ладонью, чтобы не издать ни вздоха, ни звука, когда он кладет эту маску на балюстраду, по-прежнему стоя ко мне спиной.
Сняв маску, он проводит рукой по волосам, откидывает тяжелый капюшон, позволяя угольно-черным прядям беспорядочными волнами ниспадать до воротника.
Мое сердце замирает, пока я продолжаю смотреть; лишь секунду спустя я осознаю, что приблизилась к нему на два шага, движимая любопытством и беспокойством. Мне не нужно видеть его лицо, я и так понимаю, что все, что я сделала, обижает его и давит тяжелым грузом.
Плечи Смерти напрягаются, когда он хватается за балюстраду. Он опускает голову с глубоким вздохом, и его темные волосы падают вперед шелковистым занавесом.
Мое сердце разбивается на миллион кусочков. Мне тошно от одной лишь мысли о том, что я причинила ему столько страданий.
Могу ли я хоть что-то в этой жизни сделать правильно, или я постоянно буду обузой для всех, кто меня окружает? Может, оно и к лучшему, что моя жизнь скоро оборвется.
В этот момент я понимаю, что, сама того не осознавая, подошла к нему еще ближе, поэтому тут же останавливаюсь.
– Смерть? – стараюсь произнести это как можно мягче, чтобы не напугать его.
Он на мгновение застывает, а затем медленно выпрямляется и начинает поворачиваться ко мне.
В ожидании мое сердце бешено колотится, но тут Смерть вдруг вспоминает, что на нем нет маски. Потянувшись за ней, он обхватывает ее своими пальцами в перчатках и снова подносит к лицу.
– Подожди, – говорю я, слова вылетают из меня прежде, чем я успеваю остановиться. – Пожалуйста, позволь мне увидеть твое лицо.
Он замирает, его рука все еще прижимает к лицу маску. На мгновение мне кажется, что он удовлетворит мою просьбу… но затем он снова напрягается и одним быстрым движением надевает маску на себя.
Во мне поселяется разочарование, но я делаю все возможное, чтобы скрыть его, когда он натягивает капюшон на голову и поворачивается ко мне.
– Тебе не следует здесь быть, – говорит он, и его голос пронзает меня до глубины души.
Я проглатываю все свои эмоции, застывая на месте как вкопанная.
Он прав. На самом деле он имеет полное право не хотеть видеть меня здесь. Я пошла против всех моральных норм, против всех граней человеческой порядочности, войдя в его спальню без приглашения.
Я знаю, что мне не стоит здесь находиться, но я не могу оставить все так, как есть, я хочу исправить ситуацию между нами.
– Прости.
Он молча смотрит на меня; тени у его ног на мгновение замирают, будто я только что ошеломила его своими извинениями.
– Мне правда жаль, – продолжаю я, используя момент, пока он молчит, чтобы донести свои мысли, – если я тебя чем-то обидела. Если моя картина тебя оскорбила, я ее исправлю. Или уничтожу, если захочешь. Я просто хотела выразить свою благодарность…
– Нет! – восклицает Смерть, и в его голосе звучат странные ноты, которых я раньше не слышала.
Закрыв рот, я жду, когда он продолжит говорить, но тишина между нами становится только тяжелее, поскольку он отказывается смотреть мне в глаза.
– Пожалуйста, – начинаю я снова, когда тишина становится просто невыносимой. – Пожалуйста, скажи мне, что я сделала не так, чтобы я могла это исправить. Если я ранила тебя, я постараюсь исцелить эту рану, если оскорбила, то попытаюсь утешить и ободрить. Только скажи.
Он издает горький смешок. На секунду повернувшись ко мне спиной, он издает такой ужасающий рев в клубящийся туман за его спиной, что я тут же вздрагиваю и отступаю на шаг.
Затем он снова поворачивается ко мне; его глаза безумны, грудь вздымается, и между нами снова воцаряется тишина. Его тени парят, извиваясь вокруг, пока его глаза изучают мое лицо, и я представляю, что он собирается сказать. С какими словами он набросится на меня, критикуя меня и мою картину, которую он так сильно возненавидел.
– Ты, – начинает он, подходя на шаг ближе. – Ты сразила меня.
Я моргаю, глядя на него, не в силах понять, что означают его слова. Может, я не так поняла причину его гнева?
– Я не…
– Ты нарисовала меня так, как никому еще не удавалось, – продолжает он; пыл в его голосе застает меня врасплох, заставляя застыть на месте, когда он медленно подходит ко мне. – За столько лет своего существования я никогда не видел более великолепного произведения искусства. И все же даже великолепие – слишком уродливое слово, чтобы в полной мере описать то, что я увидел… То, что я вижу. Ты дала мне возможность заглянуть в твою душу, и те чистота и невинность, которые мне открылись, оставили неизгладимый след внутри меня.