Земля, застонав, превратилась в могилу…
Тишину кладбища вспугнули два ворона, сухо прорезавшие прохладу воздуха шелестом крыльев. У жадно разинутой глубины могилы остались лишь отец, мать и Виталий, замыкавший короткую процессию, единственный, кто сохранял невозмутимое спокойствие на протяжении всего дня.
Взлетев, на прощанье кружась над родными,
Смеялась я, боли их не понимая…
Пустынно и тихо. Лишь бряканье лопат об мелкие камни. Ни дуновения ветерка. Ни шуршания сухой листвы.
Широкие столбы старых деревьев, поросших мхом. Черные покосившиеся кресты. Засохшие венки и букеты – разлапистые, ненужные покойникам знаки внимания и любви живых. Седая сухость гравия, как осколки изъеденных временем черепов. И на них желтые пятна преждевременно опавших листьев.
Последний ком рыхлой земли упал на свежую могилу. Последний взгляд был брошен на имя, навсегда отзвучавшее для оставшихся жить. Последний вздох любви обрел свою волю, чтобы никогда уже впредь не срываться с опечаленных губ.
Трое людей, объединенных общей потерей, направились в сторону чугунных литых ворот, отделявших мир мертвых от мира живых.
Черноволосая женщина глядела им вслед сквозь дымку черной вуали, скрывавшей бледное лицо и яркую синеву глаз. Ее тонкие пальцы, обтянутые черной кожей перчаток, коснулись пылающих осенью губ, будто в знак прощанья, и упали на складки длинного платья. Их подхватила ладонь белокурого мужчины, задумчиво глядевшего на пустую могилу и белые розы на ней. Он сжал ее хрупкие нервные пальцы. Взгляды их встретились и мгновенно разошлись вновь. Молодой мужчина наклонился к букетам. Отделил от букета один белый бутон, вынул из петлицы цветок, мерцавший черным бархатом, и заменил на новый.
Скрипнули петли тяжелых ворот. Их стон пронес по земле вечного сна холодный ветер. Но услышать его было уже некому.