Но зато это наиболее эффективно призвало Тайрью перейти от эмоций к действиям, и вскоре по коридору уже мчались шелест и шлепанье босых ног и надрывное дыхание, перехватываемое спазмами ужаса. Она бежала и бежала, а гулкое эхо то раскатом грома, то еле слышным шелестом ветра повторяло быстрее, быстрее, быстрее… Ее сознание безудержно рвалось вперед, и Тайрье казалось, что ноги несут ее слишком медленно, что она топчется на месте, тогда как будь у нее крылья, она бы полетела быстрее ветра. В старинном замке-монастыре происходило нечто странное, и даже сквозь плотную корку ужаса Тайрья ощущала вибрацию каменных стен и гудение воздуха над головой. Быстрее, быстрее… Сначала ей стало казаться, что стены ожили и дышат, прямо ей в лицо. А потом ей перестало казаться, потому что это действительно происходило. Стены смыкались перед ней, она разворачивалась и бежала по другому коридору, но и там ее настигало нечто неожиданное: ход назад могло засыпать внезапно обрушившейся каменной перегородкой или часть стены отодвигалась в сторону, загораживая прежний ход и открывая новый. Чугунные решетки, жившие своей особой жизнью, поднимались и опускались, пропуская или задерживая беглянку. Быстрее.... Когда от оглушительного грохота дрогнул пол, и Тайрью окатило волной пыли и песка, и она поняла, что дорога вперед в очередной раз отрезана, она принялась торопливо спускаться по лестнице. И тут же резко остановилась, вцепившись в ажурные перила. Ступенька, куда она собиралась только что поставить ногу, на глазах осела и провалилась вниз, открыв, как пасть хищника, зияющую пустотой пропасть. Подавив инстинктивно рвавшийся откуда-то изнутри вопль, она попыталась перешагнуть образовавшуюся брешь, но камень задрожал и начал осыпаться, и вскоре ей пришлось подняться обратно, так как лестницы уже не существовало, она осыпалась прямо из-под ног. А тяжелая решетка оказалась открыта. Не раздумывая, Тайрья бросилась вперед, смутно подозревая, что обвал на этом может и не закончиться. Сама не помня как, она миновала еще несколько поворотов и отпертых чугунных дверей и влетела в просторный зал, показавшийся ей сначала бушующим океаном алой крови, и Тайрия не сумела сдержать громкий вскрик, нечто среднее между возгласом восхищения и последним всхлипом загнанной в угол жертвы.
«Вот я и умерла», – пронеслось в ее голове. Но нет. Ступни по-прежнему ощущали холод, идущий от каменного пола, легкие втягивали прохладный воздух, перемешанный с озоном и ароматом жасмина, глаза все еще различали формы и краски.
– Бедное, бедное дитя. Бежит, задыхаясь от ужаса. Ты бежишь от своих желаний, маленькая несмышленая девочка, ты бежишь от самой себя. Оглянись назад. За тобой никто не гонится. Твой страх гонит тебя, – внезапно раздавшийся голос был настолько приятен, что Тайрьи сразу захотелось ему поверить. Он ласкал ее слух, также как дуновение теплого ветра ласкает кожу холодной весной. И тут Тайрья поняла: это не ночной кошмар. Это же тот голос! Это он! Он не бросил ее, он пришел за ней!
Тайрья покружилась на месте, пытаясь понять, откуда исходит звук. Вокруг колыхались, вибрировали, пульсировали кровью алые волны багряных лоскутов, полощась в загустевшем винно-красном воздухе. Шелк или атлас, или сатин. Темно-вишневые и карминно-красные ленты извивались и приплясывали меж струящихся складок и узких прорезей ожившей ткани.
– Бедное дитя, ты потеряла себя в этом жестоком и абсурдном мире…
Тайрья уловила едва различимое движение воздуха откуда-то сбоку, будто чье-то дыхание, но, резко обернувшись, успела увидеть лишь промелькнувшую и растворившуюся в ливне рубиновых искр тень.
– Ты будто скользишь по пласту льда, тщетно ища опоры собственным устремлениям. Ты ищешь путь в другой мир, в тот, где птицы будут петь беззаботно, а ручьи будут вторить им звонкими колокольчиками. Я знаю, где его искать. Протяни мне руку, и ты сможешь увидеть свою мечту сама.
Казалось, что голос трепетал при этих словах также как эти пурпурные драпировки, слегка вздрагивающие от скользящего мимо них потока воздуха или, может быть, от дыхания говорящего. Казалось, он был нигде и всюду. Тайрия следовала за ним по пятам, но каждый раз он ускользал, растворялся и появлялся уже в совершенно другом месте, за противоположной складкой атласа, мерцающего загадкой, за струящимся розовыми лепестками бархатным покрывалом, за дрожащим воздушным, невесомым коридором темно-вишневых лент. Тайрия видела, как он касается с противоположной стороны лоскута гранатового полупрозрачного шелка, молниеносно кидалась туда и обнаруживала лишь слабый знакомый аромат и покачивавшуюся от недавнего прикосновения ткань.