— Одна моя подруга-суфражистка очень почтительно отзывалась о вас, миссис Робсон, — сказала тетя Эми, — за то, что вы предоставили им кафе для проведения протеста против правительственной переписи населения перед войной.
— Ах да, какая ночь была тогда! Мы веселились до рассвета! — Кларри хлопнула в ладоши, вспоминая. — Как зовут вашу подругу?
— Флоренс Бил. Она считает вас очень смелой, ведь вы тогда недавно открылись, и, несомненно, многие вас за это осуждали.
— Милая Флоренс! Да, меня многие осуждали, — признала Кларри. — И мой старший пасынок в том числе. Но я тогда пришла к выводу: если что-то вызывает гнев у Берти, значит, это стóящее дело.
Кларри грустно улыбнулась.
— Вам, девочки, — обернулась она к Тилли, — лучше найти себе компанию среди ровесников. Почему бы вам не присоединиться вон к тем ребятам? Наверное, они квакеры[15].
— В основном это члены теннисного клуба, — ответила Тилли, обеспокоенно глядя на группу молодых людей.
— Теннисного клуба? — удивленно переспросила Софи.
— По правде говоря, я там больше играю в бридж[16], чем в теннис, — хихикнула Тилли. — Должно быть, их пригласила Мона.
Видя нежелание Тилли туда идти, Софи взяла ее под руку.
— Идем, представишь меня своим друзьям-спортсменам, а потом мы пойдем набивать желудки тортом.
Рядом с Софи этот вечер показался Тилли не столь мучительным. Лучше всего она чувствовала себя в небольшом кругу самых близких людей. Но Софи могла завязать разговор с кем угодно, и вскоре кружок теннисистов хохотал от ее историй о том, как они с Тилли в детстве проводили каникулы в горах Пентланда, навещая в Перте[17] дедушку Дениэла, бывшего вязальщика рыболовных сетей.
— Он научил нас ловить рыбу, — сказала Софи. — Кроме нее он ничего не умеет готовить, поэтому мы рыбачили почти ежедневно. Когда приходило время ее чистить, Тилли говорила, что вдруг почувствовала себя вегетарианкой, и исчезала, прихватив книжку.
— Брр, не выношу эти слизкие внутренности! — поморщилась Тилли.
Софи подтолкнула ее локтем.
— Но ты быстро отказывалась от вегетарианства, когда рыба была готова и приходило время ее есть.
— А еще дедушка водил нас в мюзик-холл, — вспомнила Тилли. — И предупреждал, чтобы мы не повторяли его шуток, а то мама и тетя Эми больше никогда нас с ним не оставят.
Все пришли к согласию, что такого дедушку Дениэла каждый хотел бы иметь. Молодые люди стали приглашать девушек на танцы и заполнять их карточки. Софи заметила, что Тилли то и дело бросает взгляд на входную дверь, и подумала, что она, должно быть, ожидает появления Джеймса Робсона, желая оставить несколько танцев для него. Софи вообще-то было интересно увидеть этого чайного плантатора, и она считала, что так опаздывать неучтиво с его стороны.
Между тем Мона поманила Тилли к себе, чтобы та вышла на середину зала, где официантка с подносом разносила присутствующим небольшие бокалы пунша, чтобы гости могли поднять их за именинницу. По поручению матери Мона произнесла небольшой тост, в котором поблагодарила друзей за визит.
— Я очень люблю свою младшую сестру, — сказала Мона, — несмотря на то что все эти годы она выводила нас из терпения рассеянностью и неуклюжестью. Но добрее сердца и мягче характера вы не сыщете. Жаль, что с нами сегодня нет сестры Джейкобины и нашего милого брата Джонни. И, разумеется, нам всем не достает нашего дорогого папы. Но они всегда в наших мыслях и сердцах. Так давайте же поднимем бокалы за нашу Тилли!
— За Тилли! — воскликнули все хором и выпили.
Гости с ожиданием обратили взгляды на именинницу.
— С-спасибо, — вспыхнула Тилли.
Чрезвычайно смущенная всеобщим вниманием, она не смогла придумать ничего лучше.
— В общем, — сказала Мона, — угощайтесь, танцуйте, и спасибо за то, что пришли. Вот что имела в виду Тилли.
Виновница торжества кивнула и улыбнулась, желая провалиться сквозь землю.
Появившаяся рядом с ней Софи взяла ее за локоть и прошептала:
— А теперь — торт.
И увлекла подругу к столу.
Двое молодых людей из теннисного клуба пригласили сестер на первый танец — медленный тустеп. Затем был вальс, во время которого Тилли умудрилась оттоптать ноги партнеру, потом «Веселые Гордоны»[18] — на этот танец ее пригласил сын их семейного доктора. У девушки закружилась голова, и несколько следующих танцев пришлось пропустить. Глядя, как Софи отплясывает игривую польку, Тилли с сожалением подумала о том, что у нее нет и половины ловкости и грации ее кузины. Молодые люди становились в очередь, чтобы потанцевать с хорошенькой Софи, а она, похоже, знала все новомодные танцы, включая энергичный фокстрот, вызвавший у Моны осуждение.
Танцы подходили к концу, и надежда на появление Джеймса Робсона уже почти покинула Тилли, как вдруг она заметила у дверей его коренастую фигуру, одетую в мятый льняной костюм. Джеймс дымил сигарой. Его обветренное лицо, оттеняемое жестким белым воротничком, было привлекательно своей грубостью. Джеймс Робсон смотрел в сторону Тилли, и она уже привстала, собираясь помахать ему рукой, но тут поняла, что он смотрит мимо нее. Оглянувшись, она увидела, что его внимание сосредоточено на Софи, кружащейся в шотландском народном танце. Вновь обернувшись к Джеймсу, Тилли, уязвленная его восхищением, адресованным ее сестре, опустилась на стул.
Мона подлетела к Джеймсу и, увлекая его за собой, направилась к членам своей семьи. Мать Тилли рассеянно поздоровалась с новоприбывшим гостем — жара и большое количество людей в чайной угнетали ее не меньше, чем Тилли. Тетя Эми, напротив, весьма дружелюбно улыбалась, пожимая гостю руку.
— Очень рада вновь с вами увидеться, мистер Робсон, — сказала она, сияя. — Софи тоже с нетерпением ждет встречи с вами. Вон она танцует.
— Я так и подумал, что это, должно быть, она. Сходство с матерью поразительное.
— Да, действительно, — согласилась тетя Эми. — Софи желает лично поблагодарить вас за помощь в ее образовании.
— Это лишнее, — проворчал Джеймс.
Обернувшись к Тилли, он вручил ей подарок.
— С днем рождения, Матильда.
Произнося эти слова, Джеймс хмурился. Секунду Тилли не могла сообразить, кто такая Матильда, поскольку никто не звал ее так с тех пор, как она окончила школу, а это произошло, когда ей было пятнадцать.
— Благодарю вас.
Она приняла подарок, не желая распаковывать его на глазах у любопытной родни.
— Можно, я открою его позже?
— Как вам будет угодно, — ответил Джеймс, почувствовав ее неловкость.
Он подумал, что, пожалуй, напрасно пришел. Внимание немолодого мужчины явно смущало девушку.
— Там всего лишь шкатулка для безделушек, сделанная из папье-маше. Я купил ее в универмаге.
Тилли покраснела еще гуще, не находя вежливого ответа.
— Это очень полезная вещь, — пришла ей на помощь Мона. — Присаживайтесь, пожалуйста, с нами, мистер Робсон, мы закажем еще чаю. Мы ждали вас раньше. Танцы уже почти закончились. В пять часов у ансамбля следующий ангажемент.
Джеймс смутился.
— Боюсь, я не любитель танцев.
— Что ж, в этом вы с моей сестрой похожи, — бесцеремонно заметила Мона.
Осторожно усевшись на изящный стул, Джеймс широко расставил ноги, словно боялся, что тот подломится под его весом. Всегда наготове, Кларри подошла с официанткой, несущей чайник свежезаваренного чая, и вновь наполнила блюда с сэндвичами. Они с Джеймсом сдержанно поздоровались, после чего Кларри поспешила отойти по делам.
Тетя Эми попыталась вовлечь Джеймса в разговор.
— Как прошла поездка?
— Спасибо, хорошо.
— Надолго ли вы приехали в Англию?
— На полтора месяца.
— Это не очень долго. Значит, вы возвращаетесь…
— Через месяц.
— Может быть, у вас найдется время, чтобы побывать у нас в Эдинбурге?