— Боишься, что студентики опасны? — колдун самодовольно усмехнулся. — Ты с самым могущественным колдуном Швабена. Тебе нечего бояться, милочка.
И он пошел по лесу, насвистывая песенку.
Я побежала за ним, путаясь в траве, и оставалось только поражаться, насколько столетние дедули бывают упрямыми и безмозглыми.
5. Песня для феи
К полудню Помбрику стало лучше, он соизволил подняться на ноги, и мы продолжили путь.
Стефан не отлипал от Спящего красавца, расспрашивая то об одном заклятье, то о другом, восхищался знаниями «мастера» и открыто говорил об этом, и «мастер» раздувался от гордости, как воздушный шарик.
Я плелась позади и уныло слушала непонятную мне болтовню про большие круги Мерлина и малые треугольники Титании.
— А что мастер Крюмель молчит? — вспомнил про меня Стефан.
— Неважно себя чувствует, — отмахнулся Спящий красавец. — Лучше оставим его в покое, нам ведь ещё предстоит долгий путь.
— Ну да, — с некоторым сомнением произнес Стефан и снова углубился в разговоры о прикладной и высокой магии.
Вечером устроили привал на полянке под раскидистым дубом, и я свалилась на траву, не чувствуя ног. Для меня оставалось загадкой — каким образом колдун вышагивал в своих туфлях на красных каблуках и выглядел бодренько, и свежо.
Студенты поделились с нами хлебом и сыром, запалили костёр, и кто-то достал флейту, наигрывая мелодию за мелодией. Солнце спряталось за верхушки елей, стало сумрачно и прохладно. Из леса тянуло свежим ветерком, и я поёжилась, поплотнее запахивая куртку.
— У вас с собой даже одеяла нет? — спросил рыжий студент, устраиваясь на ночлег.
У него-то одеяло было — клетчатый плед, в который он сразу завернулся.
— Ничего, мы поделимся, — тут же решил Стефан. — Я отдам мастеру своё одеяло, а мы с тобой, Тео, прекрасно поместимся под твоим.
Рыжий Тео заворчал, но спорить не стал, и Спящий красавец взял предложенное одеяло, укутывая меня и себя с преувеличенной заботой.
— Спасибо, ребята, — поблагодарил он, прижимая меня к себе, пока я старалась незаметно его отпихнуть, — малыш Крюмель совсем продрог. Надо его согреть.
Я боксанула его кулаком в бок, но колдун только тихо рассмеялся и устроился поудобнее, лежа на боку и уложив меня перед собой, спиной к себе.
— Не трепыхайся, Крошка, — шепнул он мне на ухо, обнимая меня сзади, — иначе это выглядит подозрительно. Хотя… нет, трепыхайся. У тебя это так миленько получается, — и он, посмеиваясь, прижал меня к себе, пощипывая за бока.
Я сразу перестала пихаться, но не потому, что выглядело подозрительно, а чтобы не доставлять кое-кому удовольствия. Потому что посмеивался Спящий красавец очень уж радостно.
Флейта тем временем завела новую мелодию, и Брайер перестал заигрывать, замерев, а потом приподнявшись на локте. Я с удивлением посмотрела колдуну в лицо снизу вверх и увидела, что он встревожен и взволнован. Из-за песенки?..
Знакомая мелодия… Чуть монотонная, чуть унылая… Как ночной ветер… Но в то же время, проникающая в душу, в сердце… И тут я вспомнила этот мотив.
— Откуда вы знаете эту песню? — отрывисто спросил Брайер, и студент перестал играть.
— Просто песня, — ответил Стефан, подбрасывающий в костёр ветки. — У нас её поют все. Колыбельная.
Флейта снова повела монотонную мелодию, а Стефан тихонько запел:
— Усни молодым и проспи сотню лет,
Пусть воет метель,
Сокровища наши я сберегу -
Любовь мою и твою свирель.
Тьме ведомо многое, тьма тяготит,
Усни молодым —
И знать ты не будешь ни зла, ни обид,
Не плачет, кто спит.
Усни молодым и проспи сотню лет.
Поверь, так бывает -
Кто спит, тот не знает, ни горя, ни бед,
Страданий не знает.
Я выразительно посмотрела колдуна. Даже я знала мелодию — в моём мире в прошлом году ЮНЕСКО признала её всемирным наследием культурной значимости. За право назвать эту песню своей национальной песней выступали пять кантонов и две страны, но первенство было отдано округу Швабия. Ничем, между прочим, не примечательная песенка — было бы из-за чего спорить. Обыкновенная колыбельная, как сказал Стефан — под такую только зевнуть и уснуть. Я и в самом деле зевнула, и колдун тут же набросил мне на плечо краешек одеяла, устраиваясь за моей спиной.