— Фея! — всплеснула я руками.
— Фея, — подтвердил он. — Моя спасительница. Моя любовь.
— Только не начинай сначала! — вспылила я. — Уже не знаю, кто больше бесит — ты или твоя фея.
— Тебе не понять, — снисходительно бросил он. — Ты никогда не любила.
— Я?! — теперь меня распирало от злости. — Да по какому праву ты судишь о моей жизни? А ты, прямо, любил! Минуту видел свою фею, даже лица не запомнил, а потом сто лет спал — и люби-и-ил!
По лицу колдуна пробежала тень, но он тут же лукаво покосился на меня, будто я сказала что-то смешное, и сказал растроганно:
— Мне нравится…
— Что нравится?
— Что разговариваешь со мной теперь на «ты». Честное слово, Крошка, я себя чувствовал при этом столетним дедом…
— Не называй меня так, — огрызнулась я, помолчала и спросила: — Почему ты так испугался, когда узнал, что династия нынешних королей у власти уже сто лет? Как будто привидение увидел.
Вот теперь тень не только пробежала, но и накрыла его.
Колдун вздохнул, а потом признался:
— Испугаешься тут. Я всё-таки надеялся, что проспал лет пять, ну десять. А сто… — и он вздохнул ещё тяжелее.
— Что тут такого ужасного? — меня возмутил его эгоизм. — Ты дома, жив-здоров, ничуть не постарел — даже морщинки не прибавилось, готов к новой жизни, а я? Вот меня-то надо пожалеть! Одна, в чужом мире, без друзей, без денег, без связей, да ещё в компании с каким-то непонятным колдуном — то ли с чёрным, то ли с дурным, то ли просто с мальчишкой!..
Нет, определённо, женщине вредно молчать. Я уже перестала подбирать слова, да и думать о собственной безопасности уже не хотелось. Какая тут безопасность?! Дважды чуть ни прикончили, обвешана заклятьями, как ёлочка игрушками, и…
— Так я теперь такой же, как ты, Крошка, — сказал колдун мягко. — Один, в чужом мире, без родных и друзей. Без связей и без денег, — тут он усмехнулся, — ещё и выяснил, что моё имя под государственным запретом.
Его слова произвели впечатление. Я на секунду смутилась, потому что прозвучали они очень уж искренне, и в них точно была правда. Но сдаваться сразу я не собиралась, поэтому сказала, хмуря брови:
— Извини, но плакать от жалости к твоей несчастной судьбе что-то не хочется. В отличие от меня, у тебя есть дом, ты знаешь, что делать, и вообще…
— Не уверен, что Запфельбург по-прежнему принадлежит мне, — возразил Брайер. — Право наследования действует девяносто девять лет, потом имущество, если на него не предъявлялись права наследников, отходит королю. Если я спал сто лет, то мой замок уже принадлежит короне. Да и как мне заявить на него свои права? Здрасьте, — он остановился и комично поклонился, — я — тот самый страшный колдун фон Розен. Не смотрите, что мне двадцать лет на вид, на самом деле мне сто двадцать, просто я спал, но не в наказание, а в спасение…
— Ерунда выходит, — сказала я серьезно.
— Согласен, — он оставил дурашливость и скрестил руки на груди, глядя на городок, в сторону которого мы направлялись.
Только сейчас я обратила внимание¸ что руки у Брайера были совсем не юношеские — крепкие мужские руки. Рукава рубашки были закатаны, и можно было полюбоваться выпуклыми мышцами, сильными запястьями и выпуклыми венами. От игры на варгане руки явно такими не станут.
— Поэтому теперь мы с тобой — Шпиндель и Крюмель. Смешно, что единственная, кто сможет подтвердить, что я — это я, это Карабос, — он опять усмехнулся, но усмешка получилась горькой. — Она тоже ничуть не изменилась за сто лет. А мои родители, друзья… — он замолчал, а потом с трудом закончил: — У тебя, Крошка, хотя бы есть надежда вернуться к привычной жизни, встретиться с теми, кто знал тебя. А у меня нет даже такой надежды. Потому что время не повернуть обратно.
У меня защипало в глазах от такой проникновенной речи, но я не позволила себе растаять. Пусть включает своё обаяние перед кем-нибудь другим. Мне главное — не пропасть за месяц, и в полнолунье проплыть под мостом. Всё. А колдун пусть сам решает свои проблемы.
— Вот прости, но не верю, что тебя оболгали, — сказала я сухо. — Дыма без огня не бывает, как известно. Не знаю, что ты там натворил сто лет назад, но, может, ты чего-то не понял, и твоя прекрасная фея не спасала тебя, а наказала? Чтобы не пакостил больше.
— Я не сделал плохого никому, — возмутился он. — Ты должна мне верить, Крошка.
— С чего бы?
— Разве у тебя есть выбор? — лучезарно улыбнулся он.
От такой наглости я только рот открыла. Самый нормальный довод — нет выбора!
— К тому же, — Спящий красавец прищурил один глаз, разглядывая меня. — Верю же я тебе. Хотя… не должен был.