- Я останусь с Кэт, - возразил папа.
- Я объясню, - предложил Флитвик. С ним согласились, пока я тупо смотрела на пришедших авроров, не понимая, что они тут делают. И о каких вообще Хранителях идет речь…
- Кэтрин, время выходит, - коснувшись по очереди Тонкс и Сева, заметила Гертруда, присоединившаяся к остальным. – У тебя пара минут на то, чтобы сделать выбор!
- Мне нужно минуту подумать, - я поднялась на дрожащие ноги и отвернулась от обоих покойных. Я могу вернуть Северуса, и сбудется то, о чем я так мечтала, могу его поцеловать. Я видела его играющим с нашими детьми, видела нас у алтаря, обменивающихся клятвами. Счастье… И все же перед глазами стояли глаза ребенка, похожего на Рема, без слов обвиняющие меня. Я знала, что такое жить без матери, я росла без мамы, умершей на моих руках. У моего малыша будут дедушка, дядя, у него буду я. Он будет знать, что его папа – герой. А как Тедди объяснят, почему мама не осталась с ним, а пришла на битву и умерла? Как я посмотрю ему в глаза, если он спросит меня, почему я не поцеловала его маму? Почему я выбрала для себя… Ведь кроме меня никто не сожалеет о его смерти, никому не больно… Они смотрят с горечью и жалостью, но жалеют не его. Меня. После того, как они растоптали мою жизнь, отняли все, что было дорого мне самой, после того, как я рисковала собой и малышом, а у меня за это отнимали любимого человека, они еще смели жалеть меня. Внезапно меня охватила страшная ненависть ко всем, кто не сводил, я знала, глаз с моей спины. И еще до того, как я обернулась, я знала, кого поцелую. Не потому, что должна, а потому, что так будет лучше, потому что это сделает счастливым малыша, не виноватого ни в чем… В отличии от тех, кто стоял рядом со мной. Северус не осудит меня, а на мнение остальных – плевать. Малыш не осудит, он поймет. Он будет знать, кто оказался настоящим героем, а кто возомнил себя всемогущим и ломал чужие судьбы.
- Прости, малыш, - шепнула я животику. И опустилась на колени у мертвого тела. Ему оставалось совсем немного, когда я провела пальцами по его щеке.
- Я так и знал, что она его выберет, Пожирательская девка… - хмыкнул кто-то из школьников. Тишину прорезал звук удара и гневное шипение Гарри.
- Заткнись, придурок, и не смей так говорить о моей сестре! – ответом ему послужили невнятные хлюпы. Гарри не осудит меня, он будет рядом, что бы ни случилось. Мой брат, с которым вместе я пережила многое. Он будет рядом… Осознание этого придало решимости.
- Ты не осудишь, - прошептала я, - прости… - я отошла от него и склонилась к Тонкс. Ей осталось буквально несколько мгновений, когда я коснулась губами ее лба, выпуская наружу свои силы, свою энергию, отдавая миру-за-гранью-времени половину своей жизни за ее право начать с чистого листа. Я кожей ощущала, как напряженно все следили за мной и тем, что я делаю. От моих губ по телу нашей метаморфки протянулись тонкие золотистые нити. Жизнь. В это тело возвращалась ушедшая жизнь… Когда я выпрямилась, ее грудь поднялась, делая вдох, сердце сделало первый удар ее второй жизни, глаза распахнулись.
- Кэт… - выдохнула она. Я оказалась в объятиях счастливого Римуса.
- Спасибо! Спасибо! Кэтрин, я не знаю, как… - я мягко отстранилась от его рук. Не хотелось, чтобы они касались меня после всего, что они сделали с моей жизнью. И, не слушая слова благодарности и восхищения, опустилась на колени перед человеком, который сейчас значил для меня больше, чем все они вместе взятые. Кроме, разве что, Гарри и папы. И в последний раз коснулась губами почти холодных губ того, в ком в эти секунды угасала жизнь.
- Я люблю тебя… - на мое плечо легла рука Гарри. Измотанный, уставший, в крови и копоти, братишка без слов выражал, одним лишь взглядом, сочувствие, понимание, поддержку.
- Я буду рядом, Кэт, обещаю. Мне так жаль… Прости…
- Ты не виноват, - я внезапно осознала, что, хотя сердце рвалось на части от боли, хотя хотелось лечь рядом с ним и уснуть навеки, я не испытывала вины. Наоборот, я знала, что сделала правильный выбор, и это придавало мне сил. Я исполнила Негласное правило. Первая и единственная за тысячу лет… Я вспомнила с внезапной ясностью то, зачем тут собрались валькирии и авроры. Мне предстояло последнее сражение, с Хранителями. И когда от этих мразей, из-за которых страдали те, кто мне дорог, из-за которых я жила в страхе за родных и любимого, не останется следа, только тогда все кончится. Я оглядела полторы сотни валькирий, преклонивших под моим взглядом колени, и усмехнулась. – Спасибо, что пришли. Запомните каждая – если хоть одна из вас попробует в моей стране хоть на секунду поменять течение времени, даже Тезла-Экала – я разобью маховик. О чем я подумаю, вам лучше не знать. Я даю вам право применять любые чары, петь, плакать, если это будет нужно, но ни одна из вас не имеет права даже подумать об изменении временных вихрей, - они не поднимали глаз, кивая. А я поняла внезапно, что цепочка моего маховика стала не золотистой, а черной. Оливия почему-то заслоняла от меня тело Северуса. Наверное, решила я, чтобы я не страдала еще больше. Жалкая попытка подправить то, что они натворили.
- Такой маховик у валькирии, которая поступила по Негласному правилу, - пояснила Анна. – Когда я поцеловала того мальчика, мой стал таким же. Кэтрин, - она посмотрела мне в глаза. – Прости нас…
- Тому, что вы сделали с моей жизнью и жизнью матери, даже во имя благих целей, нет оправдания. Гарри, - я оперлась на его руку, ноги еще дрожали. – Я уничтожу Диадему, хотя вы этого и не стоите. Этого стоят те, кто прошлой ночью погибал в этих стенах. Они стоят того, чтобы сделать ради них все… Каждый из них сильнее морально, чем весь Орден вместе взятый.
Папа обнял меня за плечи с другой стороны. И мы втроем направились к выходу из Большого Зала, оставляя за спиной тех, кто не стоил сейчас и толики того, чего стоили сражавшиеся в эту ночь в Хоге дети и учителя. Никто из этих женщин не нашел бы в себе сил сделать то, что сделала я. Кроме Анны. Но ненавидеть Анну у меня было множество других причин…
Внезапный крик за спиной заставил нас обернуться, это был крик удивления, даже шока, и кричала Гермиона. Кто-то из мужчин охнул, а кто-то из женщин застонал, словно падая в обморок. Мы обернулись и у меня подкосились ноги… Гарри и папа подхватили меня, а их расширившиеся глаза сообщили мне, что мне это не мерещится. Ощупывая шею и недоуменно оглядывая в ступоре глядящих на него людей, за спиной как-то внезапно очень постаревшей и осунувшейся Оливии стоял Северус. Но это было невозможно – пока вернуть еще можно было, его никто не целовал, и я все время видела его. Даже когда Оливия загораживала Сева, я видела бы, если бы кто-то поцеловал его, да и он уже был мертв окончательно к тому мигу. Единственная, кто поцеловал его – я… И то, что я видела сейчас, было просто невозможно…
- Я никогда в тебе не сомневалась, Кэтрин, - я встретилась глазами с улыбавшейся Анной. – Я знала, что ты выдержишь это испытание достойно. Знала, что ты сильнее многих из нас. Я много лет наблюдала за тобой, и моими глазами тебя видели свыше… Мир-за-гранью-времени подарил тебе право на второй Поцелуй… - я уже не слышала ее, глядя в черные глаза мужчины, все еще ощупывавшего шрамы от укуса на шее. И чувствуя, как счастье и человеческое тепло снова наполняют меня. Он вернулся! Невозможное, нереальное, недостижимое только что воплотилось в жизнь. Я вернула двух человек. Мне даровали второй Поцелуй…
- Кэтрин, я… Ты же дала мне слово! – я оказалась в его руках прежде, чем успела сделать к нему хотя бы пару шагов. Северус прижал меня к себе. – Ты мне обещала!
- Я поцеловала Тонкс, это второй, я… - я не смогла говорить дальше, уткнувшись ему в плечо. – Ты вернулся… Ты…
- Знаешь, там не очень-то хорошо…
- Что там, по ту сторону? – я вдыхала запах зелий от его рубашки, запах его крови.
- Лучше не спрашивай. Скажу, чего там не было. Там не было тебя…
- Какая идиллия, - произнес из дверей Зала донельзя ехидный голос. – Там не было тебя, Любимая, о Мерлин, как же мы счастливы, - передразнил Димитр. – Даже жаль нарушать вашу пастораль, но я попробую. Здравствуй, лапушка!