— Да, если получится, потому что женитьба позволит показать, что один из нас не настолько, ну…
— Странный?
— Неплохой вариант.
Он посмотрел на нее, затем насмешливо изогнул одну бровь.
— Ты собираешься хранить свою тайну от мужа?
Эфрике хотелось бы располагать простым ответом на этот вопрос, — вопрос, который она постоянно себе задавала.
— Думаю, мою тайну сберечь проще.
— Верно. Если бы не те звуки, которые ты издаешь, когда кровь закипает, — прошептал он, чувствуя, как его задавленное желание вновь всколыхнулось при воспоминании о низком, горловом мурчании, которое она издавала в его объятиях. — Думаю, женам не следует мурлыкать.
— А я думаю, мне лучше уйти, прежде чем я поддамся желанию тебя удавить, — отрывисто бросила она, смущённая тем, что он без сомнения знал, как сильно волновали ее его поцелуи.
— Увы, как легко мурлычущий котенок превращается в шипящую кошку.
Открыв рот для резкого ответа, Эфрика быстро закрыла его, проглотив оскорбления, которые рвались с языка относительно мужчин, которые пьют кровь, но падают в обморок от малейшего прикосновения солнечных лучей, будто субтильная девица.
— Нет, ты не заставишь меня обмениваться с тобой оскорблениями. — Она посмотрела на дверь. — Я выросла из таких вещей, — надменно заявила она. — Взрослость, знаешь ли. Тебе тоже стоит попробовать.
Сильный удар, подумал он и усмехнулся. Ухмылка стала ещё шире, когда уходя, она хлопнула дверью. Взрослость, очевидно, не помешала ей показать, насколько она задета.
Он вздохнул и уставился в потолок. Только теперь он понял, что свеча уже давно погасла и в комнате почти кромешная тьма. Эфрика этого даже не заметила. Дженкин лениво подумал, стоит ли ей говорить, что большинство людей не могут так хорошо видеть в темноте, а муж наверняка заметит эту особенность и найдет ее необычной.
Мысль об Эфрике рядом с другим мужчиной разогнала приятные думы. Раньше его не беспокоило, чем женщина занимается до него или после. Он, конечно, никогда не представлял себе Эфрику с мужчиной. В его воображении она всегда оставалась невинной, чувственной молодой девушкой, сестрой жены его лэрда — и запретным плодом. Ему никогда не приходило на ум ни то, что запретной она будет не для всех, ни то, что она не захочет такой быть. Хуже того — теперь, когда он отведал вкус этого плода, он жаждал его еще больше. Хотел снова услышать ее мурлыканье, хотел быть единственным мужчиной, кому знакомы эти пьянящие звуки. Дженкина преследовало безнадежное чувство, будто украв кусочек этого запретного плода, он совершил самую большую ошибку из всех, что когда-либо делал.
Глава 3
— Ты его поцеловала?!
Эфрика сердито посмотрела на кузину и слегка удивилась тому, что слова Барбары не отозвались эхом по большому залу, чтобы приковать к девушкам взгляды всех присутствующих.
— Может, нам лучше нанять глашатая, чтобы он объехал страну и оповестил весь народ? Тебе не пришлось бы так надрываться.
Барбара не обратила внимания на ворчание Эфрики, но понизила голос:
— Ну, и как это было?
— Барбара!
— Да ладно, не строй из себя монашку. Он среди местных женщин почти легенда.
— Да уж, знаю. Вот почему мне не следовало позволять ему такого.
— А еще потому, что тебе более чем понравилось.
Вряд ли была причина это отрицать. Эфрика не только просидела допоздна, размышляя об этом поцелуе, но и просыпалась несколько раз за ночь, вся в испарине, исполненная жажды любви. Ее девичьи мечты о Дженкине больше не были невинными.
— Ладно, это не лучшая для тебя добыча, но…
— Я не собиралась его ловить.
Взгляд, которым наградила ее кузина, сообщил Эфрике, что старшая подруга верит ее словам не больше, чем она сама.
— Но, Барбара, ты ведь знаешь, какой он, каковы все МакНахтоны.
— Твоя сестра не жалуется.
Эфрика вздохнула и прислонилась к холодной каменной стене, разглядывая ярко одетых придворных, заполнявших большой зал.
— Она любит своего лэрда. А я отказываюсь любить Дженкина. Я люблю солнце, цветы и певчих птиц. Жить с человеком, который никогда не сможет выйти из тени? Почти никогда не покидающим темные закоулки замка Кембран? Мне кажется, я задохнусь. А он надолго переживет меня, и все еще будет выглядеть молодым, когда я уже поседею и буду вся в морщинах.
Она заметила, что Дженкин вошел в большой зал, − и к нему тут же подошла рыжеволосая женщина, в манерах которой было что-то неискреннее.
— А еще он развратный ублюдок, — прошипела Эфрика, чувствуя сильное желание сломать женщине руку, которой та поглаживала предплечье Дженкина.