– Ах, боже мой! – вскрикнула за спиной Жюли, просыпаясь и подскакивая с кресла, а я в полуобмороке осела в ее подставленные руки.
– Не надо, я сама, – запротестовала я, понемногу приходя в сознание.
Колени еще подгибались от слабости, тело налилось тяжестью, губы дрожат. Я дотронулась до них пальцами и отняла – на подушечках алела капелька крови. Прикусила, должно быть. Жюли усадила меня на кровать и, охая, принялась отирать лоб полотенцем, смоченным в душистой воде. Я отпихивала ее руки, бормотала:
– Не надо, я уже в порядке, все хорошо.
– Что же вы встали? – причитала девушка. – Герр доктор не велел, придет фрау Кёне, ох и заругается! Помилуйте, фройлен…
– Кто это, Жюли? – спросила я, медленно моргая и пытаясь сфокусировать взгляд.
Комната снова расплывалась и прыгала, ангелочки-ящерки подмигивали, дразнясь острыми язычками.
– Мачеха ваша, – ответила Жюли, отбегая от меня и поднимая с пола картонку. Подула на оба портрета, обтерла фартуком и водрузила на место. – Неужто позабыли?
– Нет, я про портрет. Кто рядом… со мной?
Было непривычно говорить это. Болезненная девушка на портрете – не я, хотя и похожая на меня, как зеркальный двойник. Жюли опасливо покосилась на картонку, по-детски шмыгнула носом и ответила, глядя в сторону:
– Ах… неужели не узнали? Жених это ваш, генерал фессалийский, его сиятельство Дитер фон Мейердорф.
Жених? Вот как…
Я длинно выдохнула и покрутила колечко на пальце. Тонкое, очень изящное, гладкое. Явно обручальное.
«Проснись, Маша! – строго сказала себе. – Даю тебе последний шанс! На раз, два, три ты проснешься и поедешь на зачет в любимый институт, будет моросить дождик, а тетка у подъезда назовет тебя проституткой. Итак, на «три» просыпаешься. Запомнила? Раз. Два. Три!»
Я ущипнула себя за запястье, но ничего не произошло. Вместо этого двери распахнулись, и в комнату вплыла высокая женщина, ее юбки шуршали по полу, как крылья мотыльков.
– Жюли, почему душно? – спросила она, поджимая узкие губы.
Девушка присела и пролепетала:
– Доктор не велел устраивать сквозняков, фрау Кёне.
– Пустяки! – Женщина властно взмахнула рукой, затянутой в шелк перчатки. – Фройлен Мэрион нужен свежий воздух! Только оденьтесь, ради бога, неприлично девушке на выданье сидеть в одной сорочке, когда в комнату могут войти мужчины.
Во второй раз мне пеняют на одежду и моральный облик. Я закатила глаза и завертела головой. Конечно, нет ни джинсов, ни блузки. Шурша оборками, фрау Кёне проследовала к окну и широким жестом раздернула шторы. Комнату затопил свет, пылинки закружились веселее, и я зажмурилась.
– Вот так, вот так! – приговаривала фрау Кёне, словно гвозди забивала. – Вот так надо!
Она провела пальцем по рядом стоящей статуэтке, брезгливо сморщила нос:
– Лентяйка! За что жалованье плачу? Немудрено, что фройлен Мэрион никак не поправится и выглядит бледной молью. Загубишь мне товар!
Товар?!
Я чуть не подскочила и скомкала одеяло, пылая от возмущения. Но фрау Кёне, не глядя на меня, подошла к побелевшей Жюли и отвесила ей пощечину. Бедная девушка даже не пикнула, закрылась рукой и опустила голову, продолжая бормотать:
– Простите, фрау Кёне. Простите… больше не повторится…
Женщина погрозила скрюченным пальцем и сощурила водянистые, немного навыкате, глаза.
– К ужину чтобы все сияло! А вы, моя дорогая, – наконец она обратила на меня внимание, – будьте добры выполнять указания герра доктора, и к вечеру вы должны цвести, как пион. Я сообщила о вашем выздоровлении, и по такому случаю его сиятельство пожелал нанести нам личный визит.
Я вздрогнула вторично. Взгляд сам собой пополз к портрету, но между ним и мной встала фрау Кёне и, наклонившись ко мне, подцепила жесткими пальцами подбородок. От нее удушливо пахло розами, напомаженные губы растягивались в жуткую улыбку.
– И повторите правила хорошего тона, дорогая Мэрион, – грудным голосом тихо произнесла фрау Кёне, все ниже и ниже наклоняясь к моему уху, пока не прислонилась своей сухой нарумяненной щекой. – Только попробуйте не понравиться жениху и опозорить наш дом и род своего покойного отца… – Она вцепилась в мое ухо и дернула так, что я едва удержалась от вскрика, а из глаз помимо воли брызнули слезы. – Все космы повыдергаю, тонкие пальчики ваши переломаю и скормлю королевским вивернам. Все поняли, дорогая моя падчерица? Наследница дома Адлер-Кёне, проклятое семя, чертовка?