— Попались! — тихо шепнул он и, выкрутив мне руку, прижал к себе спиной. — Куда собрались, пичужка?
Жаркое дыхание обжигало щеку. Я набрала воздуха в грудь, пискнула:
— На пом…
Жесткая ладонь зажала рот. Я замычала, тряся головой. Сердце выпрыгивало из груди, в ушах шумело. Я попыталась ударить его каблуком в ступню, как уже делала с Якобом, но лишь нелепо взбрыкнула ногами. Генерал сухо рассмеялся и втолкнул меня под лестницу.
— А вы строптивая, фройлен, — проговорил он, дохнув на меня вином. — Не кричите, будет хуже.
Я снова замычала и попыталась укусить его пальцы. Он стиснул меня сильнее, прижал к груди, едва не выламывая руку. Из моей груди вырвался стон, в глазах помутилось, и как сквозь пелену я услышала спокойное:
— Предпочитаю, чтобы фройлен стонала от страсти, а не от боли. Но если будете кричать, мне придется сломать вам руку. Вы ведь не будете кричать, правда?
Он сжал мое запястье до хруста. Я едва не взвыла, слезы брызнули из глаз, и я затрясла головой.
— Послушная пичужка. Мне нравится, — шепнул на ухо генерал и отпустил руку.
— Прошу, — простонала я. — Мне больно…
Он развернул меня к себе. Я скользнула взглядом по его лицу, увидела собственное отражение в очках: они крепились на тонком кожаном ремешке, обернутым вокруг головы, и я удивилась, как не заметила этого раньше. Вблизи лицо генерала выглядело не таким холеным, скорее уставшим, на щеках заметна пробивающаяся щетина, между бровями залегла глубокая складка, сжатые губы выражали крайнюю сосредоточенность.
— Вы так юны и прелестны, фройлен, — сказал генерал и провел ладонью по моему лицу. — И совсем не бледная моль, как поговаривают при дворе.
Кто бы так ни говорил, но мне стало обидно за Мэрион.
— Они ошибаются, Ваше Сиятельство, — ответила я.
— Вот как?
Он не улыбнулся, придвинулся ближе. Мое испуганное лицо скользнуло в отражении его очков, и в них заклубилась золотистая мгла. Я нервно вздохнула, облизав сразу пересохшие губы, и сказала срывающимся голосом:
— Да-да! И вы тоже ошибаетесь! И вы, и фрау Кёне! Я не смогу выйти за вас замуж, никогда!
На лице генерала не дрогнул ни один мускул, я с ужасом почувствовала, как его горячая ладонь погладила меня по спине, ласково, почти нежно.
— Потому что… потому что я не Мэрион! — наконец выпалила я. — Вернее, не та Мэрион, что была раньше…
— Вот как, — тихо ответил генерал. — Я понимаю, фройлен. Ведь и я не тот Дитер, каким был раньше. — Он обвел мои губы указательным пальцем, жаркое сияние в глубине его очков нарастало, а моя голова отяжелела и поплыла, наполняясь грохочущим гулом, сквозь который пробивался тяжелый голос генерала: — Я проклят, фройлен. Во мне сидит голодный, страшный зверь. Он с каждым днем становится сильнее. Его не укротит ни вино, ни опиум, ни самая развратная альтарская шлюха. Ни даже вы, моя пичужка, — я вздрогнула, когда властная ладонь легла на ягодицы и сжала, в животе поднялась щемящая волна. — Вы не избавите меня от проклятия, фройлен, как не избавили мои предыдущие шесть жен. Вы знаете это. И ваша мачеха тоже знает, иначе бы не согласилась на нашу помолвку. После вашей смерти она получит поместье Адлер-Кёне, ваш сводный брат — титул. А что получите вы? — сквозь темную пелену генерал улыбнулся холодно и жутко, и выдохнул прямо мне в губы: — Одну ночь с чудовищем. И смерть.
Он поцеловал меня тягуче и долго. Я забилась в его объятьях, потом обмякла, и позволила ласкать себя бесстыдно и властно, до дрожи в ослабевших коленях, до тянущей сладости в животе. Ему хотелось подчиняться, хотелось плавиться в руках, как масло. Но генерал прервал поцелуй и прошептал:
— Хотите, все завершится прямо сейчас, моя фройлен? К чему эти глупые церемонии? К чему этот фарс? Одно ваше слово — и я сниму очки прямо здесь. Ваша смерть будет легкой и быстрой.
Я заморозилась. Жаркая истома, охватившая тело, мгновенно испарилась, и на смену ей пришел жгучий холод, такой, что застучали зубы. Следом за холодом пришел страх.
— Нет-нет, — слабо прохныкала я, и уперлась ладонями в его твердую грудь. — Пожалуйста, нет…
— Боитесь, — не спрашивая, а скорее утверждая, сказал генерал, и голос из вкрадчивого стал неприятно-сухим, трескучим. — Разве вас не привлекает возможность оставить мачеху без поместья?
Он снова попытался меня поцеловать, но я отвернула лицо и крепко зажмурилась, борясь с подступающей дурнотой. Ладони генерала показались мне отвратительными лапами чудовища, от жаркого дыхания горели щеки, меня трясло, как в лихорадке.
— Я не хочу, не надо, нет…
— Смотрите на меня, — услышала я властный голос.
— Нет.
— Смотрите же! — он встряхнул меня за плечи.
— Нет!
Собрав все силы, я оттолкнула его. Генерал зарычал, схватил меня за руку снова, тогда, почти не думая, но повинуясь инстинкту, я размахнулась и отвесила ему пощечину.
— Пусти! Чудовище!
Он замер, как пораженный громом. Почуяв свободу, я рванулась и выскользнула из его объятий. Страх гнал меня, подхлестывал в спину, холодом обдавал обнаженные плечи, и мне казалось, что он несется за мной — монстр в человеческом облике, василиск из старых сказок. Но это только паркет отдавался эхом от моих торопливых шагов. Взлетев на лестницу, я сбавила шаг и увидела, как генерал, пошатываясь, словно оглушенный, выходит в холл. На его щеке алел отпечаток моей пощечины.
— Заприте фройлен Мэрион в комнате, — услышала я его холодный от сдерживаемой ярости голос. — И не выпускайте под страхом казни. Иначе…
Я зажала ладонями уши и в несколько прыжков пересекла пролет, там меня и поймал дворецкий. Отныне я стала пленницей в доме Белого дракона.
4. Побег из-под венца
Он снился мне, генерал Дитер фон Мейердорф. Покрывая поцелуями мою шею, умело расшнуровывает корсет, и весенний воздух остужает разгоряченную кожу.
— Смотрите на меня, фройлен! — голос требовательный, немного хриплый.
Я всхлипываю, не смея поднять глаза. Поцелуи тянутся, как патока, прикосновения обжигают. Сухие, немного шершавые ладони оглаживают нагие груди, играют с сосками. Я запрокидываю голову и давлю стон, ощущая сладкую пульсацию между бедер.
— Смотрите на меня…
Пена юбок взлетает, сквозняк холодит бедра. Я задыхаюсь, трепещу в мужских объятиях, жар ходит во мне волной, щеки горят не тот от стыда, не то от сладости.
— …ди-ии… — шепчу я, сама не понимаю, хочу ли сказать «уходи» или выстонать имя — «Дитер».
Он раздвигает мои бедра, гладит там, внизу. Кружево трусиков промокло почти насквозь. Я сама подаюсь навстречу и хныкаю от желания.
— Смотрите же!
Распахиваю глаза. Лавандовая спальня растекается туманом, предметы качаются и плывут, и лицо генерала не четкое, расплывчатое. Четко различимы только глаза — полыхающие золотые монеты.
Одна ночь с чудовищем и смерть… но как же она сладка!
Я вскрикиваю, когда он с напором вторгается в меня, и вспыхиваю как спичка.
И просыпаюсь.
Простыня подо мной мокрая, хоть выжимай. Волосы разметаны по подушкам, внизу живота разливалась ноющая тяжесть. Всего лишь сон… но такой реальный!
Я провела дрожащими пальцами по животу, расправила задравшуюся сорочку. В комнате никого не было, сквозь задернутые шторы сочился утренний свет. Я выдохнула, пытаясь выровнять дыхание. Какая чепуха! Отдаться этому нахалу? Да никогда! Это не мой сон, а бедной Мэрион, в теле которой я очутилась. Она наверняка не успела познать ни одного мужчины, и была столь же невинна, сколь и юна. Вчерашние события просто распалили богатое воображение, вот и все.
— Вот и все! И нечего об этом думать! — сказала я вслух и поднялась с кровати.
Вскоре мои мысли потекли в привычном русле, и надежда на побег вспыхнула в сердце с новой силой.
Я подергала дверь — заперто. Конечно, приказ генерала, тут все ему заглядывают в рот, да и мачехе нет резона выпускать меня на волю. Завладеть поместьем и породниться со знатным родом Мейердорфом — неплохая награда за возможность избавиться от нелюбимой падчерицы.