Выбрать главу

— Что? — почти выкрикнула я на фоне громыхающей музыки.

Он произнес мое имя:

— Правильно? Ты ходишь в Криспи?

Я кивнула:

— А какого черта тебе надо?

— Хочешь, давай уйдем отсюда.

Он был слишком загорелым и совершенным, чтобы воспринимать его как реальность. На какое-то мгновение я подумала, что он и вправду хочет, чтобы я ушла отсюда вместе с ним, и в голове вдруг возникла причудливая «парная» греза: Скотт Холдер забирает меня из Сент-Криспина на своем темно-красном «вольво» — меня, бросающую свою школьную сумку на заднее сиденье и садящуюся на переднее, а Митци и ее компания стоят сбоку и с завистью наблюдают за происходящим.

В следующий момент я очнулась и вернулась к реальности.

Глянув поверх его плеча, я увидела Митци и Гвин, стоявших рядом. Своим видом Митци напоминала кошку, проглотившую канарейку, а рот Гвин принял форму буквы «О». Они обе уставились прямо на меня, и я поняла, что означает выражение лица моей единственной подруги.

Точно такое же выражение на ее лице было в апреле, в День дурака. Нельзя сказать, чтобы Гвин страдала избытком утонченности. Митци что-то шептала ей на ухо, приложив к нему руку и выкатив свои хорошенькие, алчные, голубенькие, как шарики жевательной резинки, глазки. А улыбка Скотта становилась похожей на перевернутую букву «V», поскольку его брови поползли кверху.

Видимо, он был уверен, что я следом за ним выйду через двери во внутренний двор, где пацан уже перестал блевать и прополаскивал горло. Вокруг него то и дело раздавался громкий смех.

В голове у меня все встало на свои места. Такого рода вещи каждый день происходят в школах по всей Америке. Некто делает свой выбор и тусуется с кем-то другим, чтобы протрезветь.

Я рванулась назад мимо Скотта, сильно толкнув его плечом. Он отшатнулся. Протискиваясь сквозь толпу, я почувствовала, что в животе начинает крутить. По-моему, я услышала, как Гвинет пару раз окликнула меня, но никак не отреагировала на зов. В гостиной было полно ребят, все скакали вокруг под какой-то хип-хо-повый хит. Пока я пробиралась в вестибюль, меня то и дело тыкали потными локтями и пинали ногами. В воздухе плавал дымок от марихуаны.

В нормальной обстановке мы с Гвин отыскали бы местечко, где можно сесть и наблюдать за происходящим, прихлебывая пиво или попыхивая сигареткой с марихуаной, отпуская язвительные замечания в адрес каждого из гостей. Однако на этот раз я потихоньку выбралась из дома через входные двери и пошла по роскошным ступенькам, ведущим вниз.

Порывы ветра усиливались. Они несли запах сухости и чего-то горящего, обжигающего, но не настолько, как заполнившие мои глаза слезы. Они капали на черный шелк, и мне чертовски захотелось не возвращать Гвен дурацкую блузку.

Участники вечеринки гурьбой высыпали из входных дверей наружу. Разделившись на группы, они стояли вокруг, болтали и смеялись. Шеренга блестящих новеньких автомобилей вытянулась вдоль подъездной аллеи, спускавшейся по склону холма. Я продолжала идти, мои «Мэри Джейнс» громко топали по вымощенной плитами дороге. Она была извилистой и огороженной по обеим сторонам поребриками, за которыми находились кюветы; далее покачивались на ветру и шелестели ветвями земляничные деревья. Выше и ниже по склону холма виднелись огоньки в окнах домов, стоявших достаточно далеко друг от друга, чтобы не стеснять соседей.

Пришлось еще немного пройти, пока я не добралась до маленькой красной «миаты»[42]. Гвин оставила дверцу машины незапертой, так что я открыла багажник и достала оттуда свою сумку и блейзер. Если я правильно помнила, внизу, у подножия холма, находился перекресток с конечной остановкой автобуса — на случай, если у кого-то из обитателей этой богатой части города вдруг не хватит спиртного или печенья «Твинкиз»[43].

Прогулка обещала стать долгой. Ветер что-то нашептывал и пофыркивал.

Гвинет прокричала мое имя. Донесшийся до меня звук был слабым, едва слышным, будто она стояла на платформе вокзала, а я находилась в отъезжающем поезде.

Я повернулась, поправила на плече свою «регламентированную» сумку и зашагала по дороге.

Поймать такси не удалось, но меня подобрал автобус, идущий в центр города. Я вошла, приложила проездной к считывающему устройству и села в кресло позади водителя. Ночью — это самое безопасное место, особенно когда ты плачешь. Мне пришлось порыться в сумке, чтобы отыскать что-нибудь вроде бумажного носового платка. Увы, ничего подобного не нашлось. В конце концов я вытерла лицо своей белой блузкой от школьной формы — ее все равно пора было стирать.