Гвинет снова прошептала мое имя. Девочки ерзали на стульях, недоумевая, что между нами происходит. Сестра Лорел повернулась лицом к классу. Ее пристальный взгляд прошелся по каждой из нас, и я постаралась придать лицу невинное и одновременно скучающее выражение. Опустила глаза к своим записям. И увидела свое будущее? Нет, только второпях написанные на бумаге строчки.
В итоге сестра постучала линейкой по стопке бумаг на своем столе, произведя приглушенный звук. Затем вызвала Эрику Энджайер, и я вздохнула с облегчением. Снова, к счастью, пронесло!
Прежде чем Гвинет смогла меня догнать, я оказалась за дверью. Пусть она идет тусоваться со своими любимыми подружками. Меня это совсем не трогало. Тем более что мне предстояло снова встретиться с ним.
Гвин проигнорировала урок с ежедневными страданиями от Брата Боба. А для меня весь этот изнурительный день сразу похорошел, как только я, сбежав с шестого часа, оказалась за дверями школы.
Джонни стоял на пожарном проезде, прислонившись к своей «джетте» и не обращая никакого внимания на знаки «СТОЯНКА ЗАПРЕЩЕНА!». На этот раз он купил мне чизбургер — гамбургер с сыром, — еще больше кусочков жареного мяса и кока-колу. Сам он, сказав, что не голоден, потягивал через трубочку клубничный коктейль.
Мы снова сидели на капоте его машины, стоявшей на том же самом месте, с которого открывался вид на раскинувшуюся внизу долину, и весь остаток дня болтали ни о чем. Было приятно разговаривать с человеком, который действительно тебя слушает.
Солнце клонилось к западу, и скрипучее постанывание ветра, гнавшего волны горячей пыли над долиной, начинало казаться не столь уж тягостным, когда раздавался чей-нибудь голос и приглушал его. Мы лежали на капоте лицом вверх и смотрели, как плавно струится свет сквозь колышущиеся ветви деревьев, а когда он поцеловал меня, то не снял своих темных очков. Меня это не беспокоило. Как и то, что от меня, наверное, разило чизбургером.
Он даже слушал, как целует меня. Описать это иначе я не могу. Опершись на один локоть, он не шарил по мне другой, а мягко приложил пальцы к моему подбородку снизу и время от времени прижимал их к изгибу шеи в том месте, где биение моего сердца неудержимо рвалось ему навстречу. Я ударилась скулой о его очки и засмеялась, не отрывая губ от его рта, и он тоже рассмеялся. На вкус он был как молочный коктейль с клубникой; от него исходил аромат перечной мяты, желания, горячего солнца и чистой одежды. Он очень нежно куснул мою нижнюю губу, а потом поцеловал крепче.
Это так отличалось от поцелуев взасос на переднем сиденье с противным приятелем очередного парня, охмуренного Гвин, в то время как эта золотая парочка неистово тискалась на заднем.
Мы уже оторвались друг от друга, а я так и не видела его глаз.
— Ты их носишь постоянно? — Я протянула руку, словно хотела снять с него очки, но он чуть подался назад, и я поняла намек.
— Нет, не постоянно. Послушай, сейчас мне необходимо закончить одно дело. Как насчет того, чтобы я заехал за тобой сегодня вечером? Я буду ждать тебя и конце вашей подъездной аллеи.
Мое сердце колотилось. Наверное, я должна была кое о чем его спросить, но я уже устала задавать вопросы. И устала ждать. Воздух был светлым и золотистым от цветочной пыльцы и пыли, и мне хотелось снова поцеловать уголок его рта. Кожа у него была гладкой, с необычной поверхностью, как плотный шелк или что-нибудь еще, — матовой и великолепной. Хотя сам он не был совершенен.
— Ладно. — Выбраться из дому не проблема, ведь папа будет на работе. Я смогу уйти сразу после обеда, и он об этом даже не узнает. Подумает, что я ушла куда-то вместе с Гвинет, если, конечно, она опять не позвонит. — Куда мы направимся?
— А это имеет значение? — Он рассмеялся и прикоснулся к моей щеке.
Нежная дрожь кончиков пальцев разлилась по всему моему телу, будто волна тепла.
Мне следовало поостеречься. Но я этого не сделала, позволила Джонни отвезти меня домой и даже поцеловала на прощание. Мы не говорили, что мы теперь вместе или чего-то в этом роде. Не думаю, что слова были нужны.
Если бы я знала, то, наверное, приготовила бы на обед что-нибудь повкуснее. Но я торопилась, и поэтому нашим обедом стал «Ужин с гамбургером»[48]. Папа ел молча. Я даже выгладила его рабочие рубашки, и одну из них он надел.