Майлз весь день лежал в постели, думая о девушке. Гадал, почему она так поздно сидела одна в парке, где, как известно, полным-полно темных личностей и убийц. Именно репутация парка превращала его в удобную кормушку для местных вампиров. Лучше не светиться в тех местах слишком скоро после убийства. Пищи хватило бы на несколько дней, но девушка не шла у него из головы.
Когда зашло солнце, Майлз подумал, не вернуться Ли. При обычных обстоятельствах не стал бы. Но в этой девушке было что-то притягательное. С тех пор как его превратили, он не чувствовал особой потребности отклоняться от привычной рутины.
Как только стемнело, Майлз превратился, полетел в парк, повис вверх ногами на фонаре рядом со скамьей, где вчера сидела девушка, и стал ждать.
Она появилась в три часа ночи. Майлз уловил ее приближение сонаром. Он чувствовал биение ее сердца, грациозную походку и крупный предмет, который она несла в руках. Он не сомневался, что перед ним человек. Ничто в ее запахе не говорило об обратном. Она подошла к скамье и забралась на нее с ногами. Потом огляделась по сторонам. Убедившись, что вокруг ни души, она влезла на спинку скамьи и для устойчивости ухватилась за фонарный столб. Потянулась, чтобы поднять оставленный на сиденье предмет, и стала прикреплять его к изгибу столба. Она действовала очень сосредоточенно, и по тому, как участился, а потом успокоился ее пульс, и по исходившему от нее запаху Майлз определил, что девушка приятно возбуждена, — пахло трудной работой, а не страхом. Девушка находилась совсем близко, но так увлеклась, что не заметила его, висевшего на том же столбе, словно летучая мышь. Поэтому он мог тешить себя мыслью, что равновесие она потеряла не из-за него.
Майлз среагировал раньше, чем соскользнула ее нога, и, вернув себе человеческий облик, подхватил девушку, смягчив падение.
Оба ловко приземлились на ноги. Его руки крепко обхватывали ее талию. Губы были у самой шеи, и он ощущал ее быстрый пульс. Она была так близко и так соблазнительна! Майлз отстранился, еле сдерживая свое природное желание, которому противился разум.
— Ты голый! — сказала она.
Не «Откуда ты взялся?» и не леденящий кровь вопль при виде клыков у своего горла. И даже не «спасибо». Просто: «Ты голый».
Вот в чем сложность с превращением: когда из нетопыря превращаешься в человека, одежды на тебе нет.
Майлз смутился и удивился своему смущению. Втянул клыки.
— Извини, — выдавил он.
Девушка при ближайшем рассмотрении оказалась девочкой не старше шестнадцати. Прищурившись, она взглянула на него и вскинула ладони к лицу:
— Дерьмо! Очки…
Оба огляделись, и Майлз заметил их под скамейкой.
— Вон они, — указал он.
Ему не хотелось делать резких движений, от которых ее странное спокойствие могло бы смениться паникой.
Она присела, достала очки и подняла перед собой. Стекла разбились, и даже оправа треснула пополам. Этого уже не починить.
— Мама меня убьет, — сказала она. — Это бабушкины очки. Старинные.
— Извини, — повторил он.
Она взяла полотняный мешок, который принесла с собой, пальцем продырявила дно и разорвала его снизу по шву. Протянула Майлзу:
— Вот. Тебе надо прикрыться.
Он через ноги натянул на себя мешок. Получилось что-то вроде короткой обтягивающей мини-юбки с надписью «ГОТОВЫЕ ПРОДУКТЫ». Он почувствовал, что смешон. И рассмеялся.
— Что смешного? — спросила она.
— Я не часто чувствую себя смешным, — объяснил Майлз. — Обычно я страшен.
— С виду не слишком, — сказала она.
Он обдумал ее слова. Пожалуй, верно, если не знать, кто он такой. Внешне — обычный паренек лет восемнадцати. Высокий, тощий, похож на слабака из старого комикса, который он так любил в детстве.
— Как тебя зовут? — спросила девочка.
— Майлз.
— Майлз, — повторила она. — А я Пенни.
— Пенни, — задумчиво произнес он. — У меня когда-то была подружка по имени Пенни. Очень давно. Она носила очки, очень похожие на твои.
Майлз не вспоминал о ней с 1956 года. В ту ночь, когда его превратили, он как раз собирался на свидание с Пенни. Она так и не дождалась его.