Рыцарь ударился, вскрикнул от боли, сполз на землю, но тут же встал, поднял лицо, оскалился… В его глазах горел необузданный, почти что дикий гнев. Сдаваться сэр Догейн не собирался.
Проклятье! Он ведь так убьется!
Винсент вылетел на берег, надеясь, что тот, на кого напал сын, окажется благоразумнее. Он подскочил к Артуру, уже готовящемуся к новому рывку, встал у него на пути и одернул, выкрикнув:
— Хватит! Уймись!
Вдруг за спиной послышался голос, прокричавший почти то же:
— Не трогай его! Хватит!
Этот голос… Был тем самым.
Винсент медленно и робко обернулся, будто боялся увидеть перед собой приведение… Беспокойный дух, который пришел поквитаться. Дух, чья печальная судьба лежала на его совести.
Однако… Однако это был не дух. Это была она. И она была жива.
Перед ними стояла Катрина.
Она выглядела уставшей, встревоженной, напряженной. Судя по оборванному на краях платью, по перебинтованной ножке, по растрепанной косе — ей пришлось несладко.
Впрочем, ничего не выражало в ней слабость. Спина прямая, как струна, взгляд уверенный, пронзающий насквозь. У Винсента сжалось сердце. Перед ним стояла уже не наивная легкомысленная девочка. Перед ним стояла сильная, уверенная женщина.
И как только… Как только она успела так повзрослеть?
Катрина вышла перед высоким мужчиной с длинными белыми волосами. В нем читалось нечто… Странное. Неестественное. Сверхъестественное. От его вида отчего-то у Винсента пробежал холодок по позвоночнику. Но Катрина чувствовала себя рядом с ним удивительно уверенно и свободно.
Леди Догейн осмотрела незваных гостей, и в ее взоре вспыхнула искренняя детская радость. На мгновение она снова превратилась в ту милую девчушку, которую знали Винсент и Артур.
— Отец! — прошептала она, словно не верила собственным глазам и должна была озвучить происходящее, чтобы признать его настоящим.
Лорд Догейн широко улыбнулся, подскочил к ней и крепко обнял.
— Катрина! — на глаза подступили слезы, — Небеса… Небеса! Я так виноват перед тобой! Милая… Моя милая девочка!..
— Все хорошо, — когда она отстранилась от него, Винсент увидел, что глаза дочери покраснели. Но от радости. Катрина перевела взгляд на Артура, улыбнулась еще шире и подозвала его рукой.
Рыцарь с подозрением оглянул фейри. Тот явно напрягся, потупил взор, словно бы в чем-то провинился.
Еще бы! Надрать бы эту бледную морду…
Артур, не спуская с Хозяина глаз, подошел к Катрине и крепко ее обнял.
Растрепанные каштановые волосы защекотали лицо, от них пахло лесом и цветами. Кажется… Кажется, белобрысый хорошо с ней обращался. По крайней мере, она не была грязной, изможденной и покалеченной.
Впрочем, если у нее хоть волосок с головы упал…
— Небеса, — она прошептала, отстраняясь от рыцаря и оглядывая брата и отца одновременно, — как вы здесь очутились? Как вы нас нашли?
— Мы пошли по его следу, — Артур кивком указал на стоявшего за спиной Катрины фейри.
— Вот как… — она вдруг растерялась, немного напряглась, смущенно провела пальцами по волосам, пряча за ухо выбившиеся локон, — я… - леди Догейн обернулась, пересекаясь взглядом с Хозяином. Тот чуть заметно кивнул и позволил себе приблизиться.
Столько всего случилось… Как об этом рассказать?
Вдруг она почувствовала, как сильные руки опустились ей на плечи. Еще ночью эти руки держали ее так крепко и нежно… Так, что хотелось навсегда остаться в их хватке.
— Наше знакомство началось не лучшим образом, — проговорил Хозяин почти спокойно. Пожалуй, только Катрина могла различить, как он взволнован. По тому, как замер отец и внимательно уставился на ее возлюбленного, леди Догейн поняла, что фейри обращается к нему, — я король-фейри. Хозяин Зимы. И я люблю вашу дочь…
Глава 14. Дела семейные
— Ситуация, мягко говоря, интересная, — протянул лорд Догейн, когда Артур, наконец, замолчал, притих и вроде как успокоился.
Катрина увидела, как побагровело лицо брата, как он надулся и напыжился, готовясь снова устроить истерику.
Небеса! Любой другой человек уже давно бы успокоился и перешел от криков к разговору! Но только не Артур… У Артура внутри нескончаемый источник вредности и злобы!
Девушка сердито сжала пальцы в кулак, распрямилась и, нагнувшись в сторону брата, прошипела:
— Только попробуй!.. Только попробуй сказать еще хоть слово! — она резко выдохнула, обижено сложила руки и откинулась обратно к широкому стволу дуба, на корнях которого сидела.