— Ты не посмеешь это сделать! — Шейлу трясло от переполнявшего ее гнева.
— Посмею, — он спокойно встретил ее наскок, лицо его было мрачным и непреклонным, — если твой болтливый язык станет мне слишком сильно досаждать.
В том, что она делала, не было никакого умысла. Сам инстинкт направил ее руку к его холодному патрицианскому лицу, но на полпути ее перехватили его железные пальцы. Она подняла левую руку, чтобы завершить дело, но он ловко перехватил и ее.
— Пусти меня! — Шейла отказалась от борьбы, бессильно уронив перед собой руки, будто скованные наручниками.
Рафага угрожающе посмотрел на нее, прежде чем переключил внимание на Ларедо.
— Можешь идти, — сказал он ему. — Я думаю, сеньора уже закончила свой праздник.
— Нет, Ларедо, не уходи, — взмолилась Шейла. — Ты не можешь оставить меня наедине с этим зверем.
Ее мольба не была услышана. Даже не оглянувшись, Ларедо надел плащ и вышел.
— Чем это ты так привязал его к себе? — прошипела она, стараясь высвободить руки.
— Он обязан мне жизнью, — бесстрастно произнес Рафага. — А вот тебе он ничем не обязан.
— И как долго он должен с тобой расплачиваться? Всю жизнь?
— Стоит ему только сказать, что он желает уйти, и он свободен, — сказал Рафага. — Он остался здесь по собственному выбору. И хранит мне преданность тоже по собственной воле. Он может уйти, когда захочет, — если только не потащит тебя за собой.
— Да, ты же поклялся убить его, если он попытается сделать это. — Едкий вкус во рту придавал такой же оттенок ее словам.
— Я его предупредил. Здесь каждый знает, что я держу слово. Примите мой совет, сеньора, и не пытайтесь уговорить кого-либо помочь вам бежать отсюда. Думаю, что вам будет неприятно чувствовать себя повинной в чьей-либо смерти. — Неожиданно он выпустил ее руки и отошел в сторону. — Ступайте к себе, сеньора Таунсенд.
Первым ее побуждением было не повиноваться его приказу. Шейла изо всех сил старалась сдержать свой порыв. Взмахнув юбкой, она гордо встала и величаво прошествовала в свою комнату.
12
Над самым домом послышался громкий раскат грома. И погода, и эти звуки как нельзя лучше выражали внутреннее состояние Шейлы. Она зажгла свечу у кровати, и от этого комната показались ей еще меньше.
Одна мысль о том, что даже той крохотной толикой свободы, которую она имела, она обязана благосклонному согласию Рафаги, выводила ее из себя. Она вдруг увидела свое отражение в зеркале и обомлела. Уставившись на яркую юбку и нарядную блузку, она вспомнила, как обрадовал ее поначалу этот нехитрый наряд и как она жестоко пострадала из-за него.
И даже это одеяние она получила из рук Рафаги. Ей неожиданно стало противно само прикосновение материи к телу. Она содрала с себя одежду и опять завернулась в одеяло, которое раньше так опрометчиво отвергла.
Обернув его вокруг тела, она собрала одежду и, небрежно скомкав, с высоко поднятой головой вышла из комнаты.
Рафага стоял у очага и задумчиво смотрел на пылающий огонь. Рука его лежала на решетке, а левая нога, согнутая в колене, покоилась на ящике с дровами. В колеблющемся свете пламени еще резче и отчетливее обозначились черты его лица.
Когда Шейла вошла, он медленно поднял голову. Его темные глаза бесстрастно взирали на нее, однако ни одеяло, которое вновь было на ней, ни то, что она держала в руке, не осталось незамеченным. Его безразличие уязвило ее.
— Что на этот раз? — вежливо спросил он. Затем иронично добавил: — Вероятно, узнав, что я понимаю по-английски, ты придумала для меня какие-нибудь новые оскорбления.
— Здесь одежда твоей любовницы. Можешь вернуть ей. — Шейла швырнула одежду к его ногам, чуть не угодив в огонь. — Мне она не нужна.
Он отодвинул ворох ногой и небрежно поднял с пола.
— Раньше она тебе нравилась.
— То было раньше, — ее голос дрогнул. — Тогда я не представляла себе, как мне отвратительно все, что хоть как-то связано с тобой.
Его глаза угрожающе сверкнули. С нарочитой медлительностью он положил одежду на стул и направился к ней. Внутренне съежившись от страха, Шейла приготовилась к отпору.
— Ну, коли на то пошло, одеяло тоже принадлежит мне. — В его голосе она уловила насмешку. — Давай его сюда!
— Нет! — резко отшатнулась она, инстинктивно вцепившись руками в одеяло.
— Но оно же мое, — повторил Рафага. — Если тебе противно прикосновение чего-либо принадлежащего мне, сбрось его. — И прежде чем она успела ответить, мягко добавил: — Ну же, я жду.