– Хорошо. Зайдешь через час. Тридцать шестой номер. А я пока раздену и уложу эту скотину…
До того момента, как створки лифта раздвинулись перед нами, я успел в полной мере прочувствовать всю прелесть семейной жизни и тихо порадоваться своей свободе.
11
– А у тебя хорошо получается, дорогая моя, – высказал я свой восторг тотчас, как мы погрузились в кабину, и створки закрылись. – Где это ты так научилась искусству жены?
– Долгая история! – махнула рукой Эмма и приблизила лицо к зеркалу, рассматривая макияж. – Что ты думаешь делать теперь?
– Теперь мне очень хочется узнать, кто в тридцать шестом номере живет.
– Ну ты затейник! – с умилением глядя на меня, произнесла Эмма. – Понять не могу, зачем тебе все это надо?
Мы вышли в длинный коридор, посреди которого стояла пальма-муляж, а под ней тихо журчал японский фонтанчик. Стук каблуков Эммы приглушала светлая ковровая дорожка с длинным ворсом. Поравнявшись с тридцать шестым номером, мы остановились. Я прижал палец к губам, показывая, чтобы Эмма вела себя тихо.
Мы замерли. В коридоре стояла зловещая тишина, которую наполняло монотонное гудение неоновой лампы. Присев у двери, я заглянул в замочную скважину. Изнутри в нее был вставлен ключ.
На какое-то мгновение я почувствовал себя не в своей тарелке. Не знаю почему, но мне показалось, что из-за двери потянуло мистическим ужасом. Я не хотел думать о глупостях, но в голову упорно лезла какая-то чушь, связанная с Валеркой. Приподняв кулак, негромко постучал в дверь.
– Откройте, пожалуйста! – сказал я, почти прислонившись лбом к дверному косяку. – Мне надо сообщить вам что-то очень важное о Валере Нефедове.
Эмма, раскрыв рот, впитывала в себя все, даже самые ничтожные звуки, которые терялись в тишине. Не знаю, что именно она впитала, а мне послышалось, как в глубине комнаты что-то щелкнуло, а затем раздался очень слабый скрип.
Я постучал еще раз.
– Откройте! Это очень важно!
Я произнес эти слова негромко, боясь разбудить постояльцев всего этажа и сделать их невольными свидетелями ночного вторжения. Эмма от нетерпения стала ходить по коридору туда-сюда, изящно двигая бедрами, словно находилась на подиуме. Ее плащ сухо шелестел, на ковровую дорожку падали капли воды. Прошла минута, вторая.
Человек, который находился за дверью, явно не спал, но и не реагировал на мою просьбу. Если бы он впервые слышал фамилию Нефедова, то наверняка открыл бы, чтобы обложить меня матом. В крайнем случае послал бы из-за двери. Он этого не делал. Он насторожился и притаился.
Вдруг громко клацнул замок. Ожидая, что дверь сейчас распахнется, я отскочил от нее и на всякий случай принял боксерскую стойку.
Но ничего больше не произошло. В коридоре снова повисла тишина, оттеняемая нытьем неоновой лампы. Мы с Эммой переглянулись. Глаза моей подруги говорили о том, что вялое развитие динамики стало ее утомлять, и бокал шампанского у камина в моей гостиной становился для нее уже мечтой.
– Чертовщина, – пробормотал я, снова присев у двери. Ключа в замочной скважине не было. Сквозь нее я хорошо видел фиолетовый квадрат окна, прикрытого прозрачной тюлью.
Потеряв терпение, Эмма взялась за дверную ручку, и вдруг к моему изумлению дверь скрипнула и плавно открылась. Мы застыли на пороге, не решаясь войти. Я видел темную дверь в душевую, створки шкафа-купе, а дальше – край широкой кровати и телевизор. Балконная дверь была открыта настежь, воздух пришел в движение, подхватил тюль, и она взметнулась парусом к самой люстре.
– Есть кто-нибудь? – спросил я, с удивлением открывая в себе новое качество – я готов был поверить в мистику и увидеть в номере… Впрочем, зачем говорить о том, чего я не увидел?
Я стоял посреди комнаты, глядя на пустую кровать. Эмма тихо дышала мне в затылок.
– Здесь никого не было, – сказала она. – Номер пустой.
Баба, я на жизнь смотрит реальнее, чем я, заметил я. Вспыхнула лампочка бра. Эмма, словно подражая танцу тюли, принялась фланировать по комнате, и плащ ее колыхался серебряными волнами.
– Мне кажется, – сказала она кокетливо, – что мой маленький нарочно все это придумал, чтобы сделать мне сюрприз. Я права?
С этими словами она опустилась на край кровати и скинула туфли.
– Встань! – крикнул я и едва сам не вздрогнул от своего голоса. – Здесь кто-то лежал!
– Ну, маленький! – обиженно надув губы сказала Эмма, вставая с кровати. – Зачем ты меня пугаешь?
Мы смотрели на покрывало. Овальная вмятина грубо копировала фигуру человека. Я провел по покрывалу рукой. Оно было холодным, выстуженным сквозняком.