Он взял пораненной рукой бутылку бренди со стола и передал ее Оливии.
– Вы жили спокойной жизнью, Оливия. Не все вопросы можно решить с помощью куриного супа, каким бы совершенным ни был рецепт его приготовления.
– Перестаньте читать нравоучения. – Оливия надеялась, что он почувствовал гнев в ее голосе. Она не любила выходить из себя, но сейчас была опасно близка к этому.
– Если вы хотите высказать свою благодарность, свою любовь, – он произнес последнее слово как бы подчеркивая его несуразность, выскажите это и уходите.
– Разумеется, выскажу. – Если он думает, что сможет найти ответы в бутылке бренди, то глубоко ошибается.
Она взяла бутылку и бросила ее, целясь в стену возле двери. Оливия промахнулась, и бутылка разбилась, ударившись о дверь, сразу запахло бренди.
Он поднес перевязанную руку к голове и негромко чертыхнулся.
– Довольно, Майкл Гаррет. Теперь вы будете слушать меня.
Оливия ткнула в него указательным пальцем, и он отступил.
– Бренди никогда не сможет решить задачу. Я знаю это по своему собственному опыту. Моя гувернантка злоупотребляла бренди. Я называла ее Тилди. Полное имя ее Матильда Элдертон, она мать Энни. Я вам говорила об этом, помните?
Он кивнул.
– С молодых лет она давала мне понемножку, когда хотела, чтобы я заснула. Когда мне исполнилось двенадцать, она давала мне по столовой ложке каждый вечер перед ужином, чтобы я не нервничала, общаясь за столом со взрослыми.
Оливия отвернулась, чтобы Майкл не увидел слез в ее глазах при воспоминании об объятиях и советах Тилди, о ее постоянной уверенности, что «маленькая леди» будет очень красивой женщиной.
– Мои родители обнаружили это. Они учуяли исходящий от моих губ запах, а затем однажды ночью застали Тилди настолько пьяной, что это невозможно было отрицать.
– Это очень трогательно, миледи… – начал Майкл.
– Закройте рот и слушайте. Если вы хотите исключить меня из своей жизни, вы должны услышать то, что я вам скажу. Садитесь.
Она еще раз ткнула в него пальцем, и Майкл сел в кресло. Сейчас, когда он сидел, их глаза были почти на одном уровне.
– Разумеется, ее уволили. Ей дали немного денег, и через неделю она уехала. Энни осталась с нами. Когда я немного повзрослела, Джесс сказал мне, что Тилди упросила моих родителей оставить Энни, сделать из нее служанку. Они согласились. Энни и я долгое время ощущали себя потерянными. А потом ее послали в школу-интернат.
Оливия закрыла глаза, вспоминая ту последнюю ночь, когда они обе собирались сбежать и открыть кулинарную школу.
– Новая гувернантка гораздо больше интересовалась тем, чтобы найти мужа, чем моим обучением. Она запрещала мне ходить на кухню, но никогда не проверяла, где я нахожусь. К тому времени, когда мои родители поняли, что я провожу все свое время на кухне, я дала понять, что сбегу, если они запретят работать здесь.
Майкл закрыл глаза, и Оливия толкнула его.
– Не вздумайте заснуть. – Когда он открыл глаза, она заключила в ладони его лицо и прижалась губами к его губам. Он не отреагировал, и она, нисколько не смутившись, опустила руки. – Сейчас я перехожу к самой важной части, Майкл. – Она назвала его по имени, вложив при этом все чувства, которые испытывала к нему. – Я многое узнала от Тилди, но самым важным вещам она обучила меня без слов.
Сегодня его глаза были карие с золотистым оттенком, и этот цвет напоминал бренди. Вероятно, он думал, что они ничего не выражают, но Оливия знала лучше.
– Майкл. – Она снова назвала его по имени, испытывая от этого удовольствие. – Даже самые большие обиды и беды могут быть вытеснены с помощью щедрого сердца. Я узнала на ее примере, что любовь – это величайший дар, который можно отдать и получить. Я очень любила Тилди и знаю, что она любила меня. Я и по сей день молюсь за нее и скучаю по ней. Надеюсь, что она жива и невредима.
Оливия снова поцеловала его легенько и нежно. На этот раз он на короткое время закрыл глаза.
– Тилди готовила меня для жизни, для тебя. И я знаю, что не имеет значения, каковы твои представления о том, чего ты заслуживаешь. Ты достоин такого счастья, какое только сможешь найти. Любовь – это то, что даст тебе возможность исправить зло.
Он покачал головой, но Оливия продолжила:
– И ты счастливый, везучий человек. Я здесь для того, чтобы показать, где найти счастье.
Она села к нему на колени и поцеловала горячо и чувственно; по крайней мере, она надеялась на это. И тогда он ответил. О, этот вкус его рта, его языка, он просто пьянил и причиной ее головокружения был отнюдь не запах бренди, который окружая их. Причиной были его руки, которые прижимали Оливию к груди. Он поцеловал ее в щеку чуть пониже уха.
– Даже не знаю, награда ты для меня или наказание.
– И то и другое. – Она поцеловала его в утолок губ и ощутила сладость и соль. – Я люблю тебя и испытываю благодарность за то, что ты спас мне жизнь.
Он пойман. Благослови Господь ее и ее веру в него. Это было все, что они выразили словами за долгий отрезок времени. Он поднял и понес ее по лестнице, стянул бинты с руки и помог Оливии раздеться.
Ее губы были мягкими и теплыми.
Он помог ей выпутаться из сорочки и стал осыпать поцелуями ее лоб, губы, грудь. Она сжала ноги, и он сосредоточил поцелуи на ее животе, который – в этом Майкл мог поклясться – имел вкус корицы.
Ему хотелось восхищаться ее телом, на которое он не решался смотреть после того, как в последний раз видел ее обнаженной, но сперва он заглянул ей в глаза. Он прочитал трепетное ожидание и возбуждение, она словно предвкушала величайшее в мире наслаждение.
– Скажи мне, если передумаешь.
– Скажи мне, если передумаешь, – произнесла она, прижимаясь к нему. Ощущение было ошеломительным. Удивление сменилось всхлипом восторга. Удовольствие разливалось по всему телу, взрываясь в середине, захватывая новые и новые области. Должно быть, именно так срабатывал фейерверк. Она содрогнулась, испытывая чувство блаженного облегчения и тая в объятиях Майкла, глаза которого были закрыты.
– Вот так должен завершаться акт любви, – сказал он, целуя ей веки.
Она лишь спустя некоторое время смогла открыть глаза и увидела в его глазах обеспокоенность, смешанную с удовлетворением.
– По-моему, я ждала этого слишком долго, Майкл. Теперь твоя очередь?
– О да. – Он нежно поцеловал ее. – Что ты знаешь о близости?
– Не много. – Она снова ощутила беспокойство. – Но я хочу узнать все в подробностях.
Майкл принялся целовать ее тело, дюйм за дюймом. Она разметала руки, облегчая ему задачу. Она смеялась, трепетала, ахала и извивалась, так что он без слов понимал, чего ей хочется.
Он вошел в нее медленно, словно боясь причинить ей боль. Оливии тут же захотелось, чтобы он был с ней, внутри ее, частью ее. Она вдруг удивилась, как это она могла полагать, что жизни на кухне вполне достаточно. Она хотела того, что испытывала в эти минуты, еще сильнее, она хотела испытывать это каждый день, дважды в день до конца своей жизни.
Когда Майкл начал движение внутри ее, она почувствовала, как еще один взрыв удовольствия пронизал все ее тело. На сей раз, Майкл был с ней, его тело двигалось ритмично и упруго. Он сделал последний толчок, и она ощутила, как его семя вливается в нее.
Они заснули в обнимку, его дыхание было глубоким и ровным. Во сне его лицо стало мягче, умиротвореннее, и Оливия улыбнулась про себя. Она положила голову ему на грудь, прислушиваясь к биению его сердца, и решила, что это навсегда станет для нее любимой колыбельной песней.
Шел проливной дождь. Майкл проводил ее к замку. Она помахала ему на прощание рукой и, едва ли не танцуя, пронеслась через холл, оставляя на полу мокрые следы, которые почти мгновенно высыхали. Через каждые три или четыре ступеньки на лестнице она поворачивалась и посылала ему воздушные поцелуи.