Она тоже мечтала. Мечтала о том, как Сабан возьмет ее в эту большую кровать, мечтала взять его, вот так.
Натали смотрела на него, ощущая жар и мужскую похоть, голод и нужду его плоти. Пот блестел на груди, струился мелкими ручейками и добавлял в воздух тонкий, мужской аромат.
Но ее удерживали его глаза. Зеленые, настолько темные, что она подумала, не ближе ли они к черному. Они светились на его лице, пугая, как и белые клыки, которые блестели у него во рту, когда его губы отчаянно поднимались в рыке.
Сильные руки зарылись в ее волосы, сжимая, запутываясь в них, когда Натали сосала головку его члена и медленно водила языком по нему, пробуя его.
Сабан не наблюдал за ней, не анализировал ее поступок, ему это нравилось. Наслаждался этим до такой степени, что Натали стонала от дополнительного удовольствия, которое принесло ей выражение его лица.
Дикое удовольствие отразилось на его лице, губы приподнялись и рычание покинуло его горло. Это самое захватывающее, эротическое зрелище, которое женщина видела в своей жизни.
— Ах, cher, — прошептал над ней его голос. — Милая bébé.
Она всасывала его глубоко, пробуя тонкий вкус предсемени и дикой, отчаянной похоти.
Она пробовала и дразнила, искушала и мучила, пока не почувствовала, что контроль, который она всегда чувствовала внутри него, сломался.
Секунда и она на спине, прижата к кровати, его джинсы и трусы отброшены в сторону, и Сабан двинулся между ее бедер. Длина его эрекции была железной, пульсирующей, с витыми венами, окаймляющими плоть, набухшая головка потемнела и пульсировала от похоти.
— Сабан, пожалуйста, — Натали прикусила губу, сдерживая слова. Она хотела попросить его не торопиться, начать медленно, но она видела, как голод бушует в нем, перерастая в бурю похоти, которая затемнила его изумрудные глаза.
— Ты думаешь, я причиню тебе боль? — Его челюсть сжалась, грудь вздымалась, когда он вдыхал, и толстая головка члена прижалась к складкам ее киски. Его голос понизился до первобытного рычания. — Ты думаешь, я не знаю, Натали? Что я не чувствовал ничего, кроме твоего сладкого, скользкого тепла? — Его бедра сжались, напряглись, двинулись вперед, губы опустились, и он поднял ее руки к своим плечам. — Держись за меня, cher. Я позабочусь о тебе, обещаю.
Небольшое чувство растяжения. Он скользнул в нее, раздвигая мягкое плотное лоно, его член в ее киске, мощные удары, удовольствие и боль.
Экстаз хлестал по ее телу, огненные следы хлесткого удовольствия поражали чувствительные нервные окончания, и когда Натали посмотрела на Сабана, она увидела то, чего никогда не видела в браке с Майком: совместное удовольствие. Он давал ей ласку, так же как она давала ему.
Сабан не торопился. Он не собирался быстро кончить, он намерен разделить жгучую потребность, которая была более эротичной, чем любой оргазм, который Натали когда-либо испытывала.
— Что ты со мной делаешь?
Это было больше, чем удовольствие. С его пристальным взглядом, терпением в каждом толчке, напряженным голодом на лице, потом, блестящим и бегущим медленными ручейками по шее, он был изображением бога секса за делом. Но его глаза. Эмоции светилась в его глазах, эмоции, которые она не могла не видеть, не хотела сражаться, с ним и с собой.
— Я люблю тебя, cher. Хочешь ты любви или нет, — Сабан наклонился вперед, прикусил ее губу. — Просто люблю тебя, bébé.
Последний рывок, медленный и размеренный, похоронил его внутри женщины, когда его губы подарили поцелуй, который обжег ее душу. Натали могла бы понять реакцию тела. Горячий гормон, передающийся от Сабана, ударил по ее организму, как огненный шар, и начал быстро бурлить в крови. Но ее душа? Она должна была быть защищена, закрыта от любого мужского влияния.
Но Натали чувствовала, как сжимается ее грудь, сердце колотится от большего, чем возбуждение, и почти скрытого признания, что это больше, чем она когда-либо мечтала — любовь.
Рычание в груди мужчины усилилось, а толчки стали увеличиваться. Его член гладил когда-то скрытые нервные окончания, спрятанные в глубинах ее лона, и Сабан заполнял ее всю, прежде чем начать снова. Натали состояла из чувственности и наслаждения. Мысли, осторожность и страх отступали под мучительным наслаждением, горящим в ее теле.
Ее руки сжимали и ласкали влажное от пота тело. Она извивалась под ним, отталкиваясь назад, нуждаясь в жестоких, жестких толчках, теперь, когда Натали привыкла к ширине и длине эрекции, похороненной внутри нее. Она извивалась под ним, задыхаясь, выкрикивая его имя, когда чувствовала, что огонь горит ярче, а пламя удовольствия поднимается выше. Каждое движение его плоти, независимо от того, к какой части ее тела он прикасался, поднимал ее выше неба. Она парила в раю. О Боже, она никогда не испытывала такого.