Лицо Клакстона побелело.
— Я хотел спасти ее.
— Ты хотел, блядь, завладеть ею, — прорычал Сабан. — А теперь вот что ты сделаешь. Ты поедешь в свой отель, соберешь вещи и уедешь до наступления ночи. Если тебя обнаружат в Буффало-Гэп или если ты попытаешься связаться с Натали без ее разрешения, то тебя будут судить, как я сказал.
На лице Клакстона отразилось удивление.
— Ты собираешься отпустить меня?
— Я никогда не убивал из-за женщины, Клакстон, — Сабан позволил рычанию войти в его голос для эффекта. — Но из-за Натали, я вырву твои кишки и задушу тебя ими. Ты меня понимаешь?
Клакстон медленно кивнул. Сабан выдержал его взгляд, пристально глядя на него, позволяя ему увидеть дикость, потребность в крови, поднимающуюся внутри него.
— Почему ты меня отпускаешь? — робко, почти с надеждой спросил Клакстон.
— Ты свалил на ее голову достаточно вины, пока вы были женаты, — Сабан поднялся на ноги и холодно посмотрел на него. — Я не позволю Натали винить себя в твоей смерти.
Надежда покинула его глаза. Клакстон снова кивнул, затем с трудом поднялся на ноги и уставился на мертвых солдат, которых сейчас укладывали в мешки, в фургон, который должен был увезти Натали.
— Я пытался помочь ей, — наконец грубо сказал он. — Я думал… я думал, что она в опасности.
— Пока я жив, она будет в безопасности, — отрезал Сабан. — Можем ли мы сказать то же самое о тебе?
Сабан снова посмотрел на кровавую сцену, а затем снова на Майка.
Майк больше не произнес ни слова. Он проковылял через улицу к своей машине и медленно забрался внутрь. Кровавая битва, осознание того, что его смерть была так близка, и что Сабан сделает больше, чем просто убьет его, сделали то, что не смог бы сделать никто другой. Прямо сейчас, в шоке, Клакстон осознал правду того, что произошло. Он чуть не уничтожил Натали, вместо того чтобы спасти ее, и знал ли он об этом раньше или нет, сейчас он понял, что это его последний шанс выжить.
— Нас не учили милосердию, брат.
Сабан повернулся, чтобы встретиться взглядом с такими же, как у него глазами, на лице, таком нежном, таком милом, что временами он не мог поверить, что она была одним из хорошо обученных, безжалостных инфорсеров Пород, которых так высоко ценило Бюро.
Длинные, черные волосы были заплетены в толстую косу и спадали до середины спины, в то время как ее стройное, похожее худое тело излучало уверенность и силу.
— Нас этому не учили, но всему можно научиться, — Сабан небрежно пожал плечами.
— Я присмотрю за ним некоторое время. Прослежу, чтобы он благополучно добрался до дома. Мы бы не хотели, чтобы он попал в аварию, — ее улыбка была холодной, жесткой, а глаза, как кусочки зеленого льда.
— Я подарил ему возможность жить, а ты отнимай ее на свой страх и риск, Химера, — предупредил он ее.
— Ты ее балуешь, — заявила она.
Сабан снова пожал плечами.
Нет, он ее не балует, он отпускает Натали. Она останется на работе, и это не имеет к нему никакого отношения. Останется ли она, уйдет или позволит Клакстону вернуться в ее жизнь — это был ее выбор.
— Скажи Джонасу, чтобы он отправил Натали домой и назначил ей нового телохранителя, — сказал он сестре, борясь с нарастающей болью в груди. — Я прослежу за ученым, которого мы захватили, и прослежу за его транспортировкой в Святилище.
Ему пришлось выдавить из себя эти слова.
— А если он пошлет с ней мужчину? — спросила Химера.
Сабан только покачал головой и отодвинулся от нее, зная, что она сделает именно то, о чем он просил. Она никогда не подводила его, ни разу, ни до их побега, ни после. А если будет, как она спросила, Джонас пошлет другого самца охранять его пару?
Боже, такая боль не должна быть возможна без открытой раны. Как могло его сердце все еще биться в груди, когда казалось, что его вырвали из тела?
Любовь. Боже, он ждал этого, мечтал об этом с того момента, как узнал, что Породы могут спариваться, что их единственная и неповторимая пара встретит их, он ждал и надеялся.
И это было то, на что он надеялся? Женщина, которая хоть и любит его, но любит и другого.
Ему пришлось заставить себя не оглядываться на торговый центр, на двери, где он ее оставил. Ему пришлось силой сесть в фургон, где был скованный ученый и ожидающий транспортировки.
Сабан шагнул к открытой задней двери и улыбнулся. Медленная, холодная улыбка, показывающая его клыки и мало напоминающая цивилизованное существо. Сейчас он не чувствовал себя цивилизованным.