Изучением строения сцапавшего меня животного и наблюдением за его повадками я занималась последние минут сорок (не меньше!), не переставая при этом стучать зубами от холода и щуриться от ветра. На высоте, да еще и усиленный крыльями, он был гораздо менее дружелюбен с припозднившимися путешественниками, чем на земле возле гор, деревьев и кустов, прекрасно заменявших защитную преграду. Правда, страдала от этой проблемы только я. Бронированное чешуей чудовище на подобные мелочи чихать хотело. Ему было все глубоко по барабану. Ну, наверное, кроме конечной цели пути: больно уж уверенно он двигался в направлении леса. Я даже начала подозревать, что, прихватив меня с берега озера, монстр успел позабыть об этом инциденте и теперь спокойненько летел по своим делам, не отдавая себе отчета в том, что его задние лапы крепко держат живое существо, которое уже так закоченело, что даже бояться перестало. Видимо панический ужас, овладевший мною в первые мгновения неожиданного полета, тоже не отличался морозоустойчивостью. Замерзло все: руки, ноги, голова с развевающейся по ветру косой... Даже мысли стали ворочаться как-то вяло, будто ледяные глыбы в стоячей воде. Осталось одно полубезразличное созерцание гибкого тела ящера, очень похожего на птице-коней, которых я видела у белокожих стражей. Кажется, Эван назвал их кипренами, или кипринами, или... не помню. Но слово "кипр" в названии данного вида животных точно было. Некоторых их них белокожие стражи приручили и использовали как личный транспорт. Только мне вот, похоже, достался именно дикий экземпляр. Во всяком случае, седла с упряжкой я на нем, к моему огромному сожалению, так и не обнаружила. Как не крути, а перспектива общаться с прирученным, пусть и не мною, зверем была все же приятней, чем налаживать контакт с вольной особью. А вдруг он меня в гнездо свое (или что там у них вместо дома) тащит? Деткам на закуску! Или, может, сам с утра голодный, просто подходящую площадку для ужина подыскивает?
Я покосилась на морду крылатого похитителя, с моего ракурса были хорошо видны лишь ее нижняя часть с острыми клыками, торчащими из похожей на клюв пасти, и правый бок, на котором чуть светилась фиалковым светом вытянутая прорезь глаза. И отражалось в нем такое безразличие, что даже как-то обидно стало. Поначалу. Но, полюбовавшись этой картиной, я в скором времени с облегчением поняла, что жрать меня в ближайшем будущем данная "птичка" не собирается, ибо пофиг ей... то, что называется - фиолетово. Ну, не выглядят так голодные животные, не выглядят, и все тут!
В принципе, моя личность в изрядно продрогшем теле пребывала в похожем состоянии. Хм... может, это заразно и передается воздушно-капельным путем? Вон как ветер по физиономии нас обоих хлещет, тут что угодно приклеиться может, не говоря уже о настроении. Хотя вероятней всего, моя психика просто адаптировалась к ситуации, отдав предпочтение не глупой панике, а более-менее рациональному мышлению. Ну, или сознание выкинуло очередной "финт ушами", прикинувшись беспросветным "тормозом". Как это не печально признавать, второй вариант звучал правдоподобней.
В первые минуты полета я орала, как резанная. Сперва от страха, потом по инерции, и так до тех пор, пока оглушительный (для меня уж точно) вопль не превратился в сухое карканье, перебиваемое приступами раздирающего горло кашля. Окончательно сорвав голос, получила в придачу еще и заложенные уши. Дрожащие руки, по счастливой случайности, оставшиеся свободными от захвата, какое-то время возились с завязками плаща, которые больно врезались в шею из-за сильного натяжения ткани, попавшей в кольцо цепких пальцев животного.
Живописные такие пальцы: покрытые белой пупырчатой кожей. Длинные, толщиной с мою руку, примерно. А на их внутренней поверхности жесткие и весьма ощутимые для моего полуголого тела шипы. Для удерживания особо вертлявой добычи, видимо. Жертвы... они ведь разные бывают. Это я такая прилежная: застыла в горизонтальном положении (что в моем задубевшем состоянии несложно) и не трепыхаюсь. Еще бы! Ведь если ящер, не приведи боги, вдруг надумает разжать свои крючкообразные лапки, мое бренное тело тут же отправится в свободный полет с последующим приземлением на том свете. Ну, а чем еще может закончиться падение с высоты в несколько десятков метров на расположенный внизу лесной массив? Разве что пожизненной инвалидностью, если другие представители местной фауны не слопают меня раньше.
И вот с такими философскими размышлениями на тему своей незавидной судьбы я пролетела уже черт знает сколько километров. Мысль о том, что в месте, куда меня транспортируют, особым спросом пользуются хладные трупики, в последнее время становилась все более навязчивой. Лицо мое изрядно перекосило из-за регулярных пощечин холодного ветра, занемевшие пальцы слушались с трудом, а покрытая мурашками кожа давно уже лишилась чувствительности, отчего появилось неприятное ощущение инородной корки, покрывающей тело. Лучше бы я была голой. Тогда хотя бы моя грудь и бедра с ногами не чувствовали бы сейчас себя так, словно их обмотали смоченными в проруби бинтами. Если меня не съест летающий ящер и не раздерут на мелкие кусочки другие звери, я все равно умру. От воспаления легких!
Взгляд, мазнув по отливающей серебром чешуе, в сотый раз упал на лапы животного, которые тугими кольцами держали меня за середину туловища (где-то чуть выше талии) и за ноги в районе коленей. Из-за того, что отвернулась в последний момент перед захватом, я оказалась лицом вниз. Чтобы посмотреть вверх, приходилось выворачиваться на пределе возможного, хотя делала я это не часто, предпочитая виду животного созерцание раскинувшегося под нами пейзажа. И пусть оно навевало такую тоску, что хотелось выть. Все равно с хрипяще-скрипучим голосом этот процесс у меня не получался.
Периодически изучая искрящиеся в "лунном" свете чешуйки, которые на лапах зверя были более мелкими и толстыми, чем на других частях тела, я продолжала пребывать в некоторой прострации, граничащей с ощущением близкого обморока. Однако провалиться в блаженную бессознательность мне не удалось, так как эта крылатая туша начала стремительно снижаться. Когда я осознала, что местом для посадки будет очередное озеро, на котором как сигнальные огни мерцали две лунные дорожки, весь мой флегматизм как ветром сдуло. Со скрипом разжав кулаки, я мертвой хваткой вцепилась в ближайшую конечность монстра. И вовремя! Потому что эта змееподобная "птичка" разжала свои пальцы почти сразу же после предпринятого мной действия. Подозреваю, что лететь мне следовало прямиком в темную воду.
Ну, уж нет! Хватит с меня купаний на сегодня. Все, что угодно, но топить себя дважды не позволю!
И тут началось веселье. Я даже согрелась, геройски сражаясь за свое законное место под солнцем, то есть на правой лапе обалдевшего от такой наглости ящера. Теперь-то в его раздраженно сверкающем глазу не было ни капли равнодушия. Кипри-как-его-там сделал два захода, пролетая низко над озером - я, обняв его огромную конечность, как утопающий спасительный шест, продолжила висеть на ней, словно приклеенная. Пристальное разглядывание соседней лапы отвлекало от паники, которая так некстати воспрянула духом. Чуть выше, на животе, располагалась и третья, но до нее я не могла дотянуться, потому и не уделяла ей много внимания. А вот левая лапа была довольно близко и выглядела куда внушительней передней. Одни когти чего стоили! Я, конечно, предполагала что-то подобное, осторожно ощупывая эти жуткие отростки во время полета, но зрительное впечатление переплюнуло все мои подозрения. Большие, белые, резко изогнутые... с острыми кантами по краю и выпуклой поверхностью. Зрелище не для слабонервных. Скорее для тех, у кого эти нервы растрачиваются совсем на другое: например, на попытки удержаться на опоре, нетерпеливо сжимающей и разжимающей свои когтистые пальцы. На удачные, надо заметить, попытки. Вот уж не ожидала от себя подобного сходства с лесными клещами. И при всем при этом мне еще удавалось изгибаться таким образом, что свободно болтавшиеся внизу ноги умудрялись не касаться воды, а она временами была ну о-о-очень близко. Более того, я словно по канату, пыталась взобраться на бедро ящера, чтоб зацепиться за него еще и нижними конечностями. Демонстрируя и себе и животному ранее скрытые акробатические таланты, не без удовольствия отметила, что стало гораздо теплее. А еще в мою дурную голову пришло полное осознание того факта, что добровольно я звериную лапу ни за что не отпущу, ибо плаванье в ледяной воде для меня гораздо страшнее полета неизвестно куда и непонятно зачем.