Другой иностранный свидетель, фламандский рыцарь Жильбер де Ланнуа, совершал своё путешествие по землям южной Руси в 1421 году. Из его свидетельства так же можно почерпнуть сведения о состоянии земель, заселённых русскими людьми в дренюю домонгольскую пору: «Из Монкастро я отправил часть моих людей и моих драгоценностей морем в Каффу, а сам с другими поехал сухопутью, направляясь из Валахии, чтобы ехать в упомянутое место – Каффу, по обширной татарской пустыне, которую я проехал только в 18 дней. Я переехал через Днестр, Днепр, на котором я нашел одного татарского князя, друга и слугу великого князя Витольда, а также большую деревню, населенную татарами, подданными Витольда. Мужчины, женщины и дети не имели домов, а располагались просто на земле. Этот князь, по имени Жамбо (Jambo), предложил мне много рыбы осетрины и дал мне сок из лугового ранункула, чтобы ее приготовить, и хорошо угостил меня. Потом он переправил меня, моих людей и мои повозки посредством своих татар на другой берег реки, имевшей лье в ширину, удивительным образом, в маленьких лодках, из цельного куска дерева». Как видим оба автора говорят о разорении и опустошении Руси, об исчезновении русского народа с этих земель после монгольского нашествия. Плано Карпини прямо говорит, что почти все жители Руси были убиты, а Жильбер де Ланнуа сообщает о обширной татарской пустыне в землях бывшей Руси, да об татарской деревне на Днепре. Спустя время началась постепенная колонизация этих пустующих земель. Колонизация шла с юга-запада Руси, с юго-западных окраин (украин), которые меньше пострадали от монгольского нашествия. В начале XVII века французский инженер картограф Гильом де Боплан, в своей работе «Описание Украины», написанной по итогам его пребывания на землях современной Украины, в частности замечает: « Пользуясь же на досуге плодами моих трудов, созерцая из своих кабинетов эту прекрасную и редкостную страну, большая часть которой была заселена при мне, и заполнена городами и крепостями, планы коих составлял я …».
Любопытным подтверждением колонизаторского движения переселенцев с юго-запада на восток является так же появление и распространение украинских прозвищ. Украинскими филологами отмечается следующее движение: «Самые первые записи славянских антропонимов на -чук, -юк – засвидетельствованы на Закарпатье, в латинских источниках XIII-XIV века (Teluk, Hustugk, Buchuk, Suluk, Vanchuk, Zowchuk, Marochuk). С XV века образования с суффиксом – юк -, – чук – , кроме Закарпатья известны также на Буковине, над Сяном, а также на Волыни. А с XVI-XVIII века патронимические и метронимические образования с суффиксом – юк -, – чук – фиксируются уже почти по всей Украине». (Історія української мови. Лексика і фразеологія. К., 1983. С. 605, 611).
После появления в печати статьи Погодина , с возражениями на выводы его работы выступил его давний друг историк М.А.Максимович. В поисках следов малороссийского наречия он так же стал изучать древнерусские летописи и написал ряд статей в виде филологических писем, в которых доказывал несостоятельность выводов Погодина. Но при всём красноречии М.А.Максимовича его находки следов малороссийского языка в древних летописях оказались довольно скудными: он нашёл десятка два древнерусских слов, которые сохранились в современном ему малороссийском языке, и некоторые фонетические совпадения, которые как выяснилось исключительно малороссийскими не являются и широко присутствовали в северных и восточных говорах древнерусского языка. Но такие же находки при желании могут найти и поляки, сербы или болгары. Разве это что-то доказывает? Нет. Это говорит нам лишь о том, что найденные Максимовичем слова и фонетические совпадения были знакомы в говорах, которые положили начало украинскому языку, тем более, что эти слова можно найти в других славянских языках. Эти слова были известны и в Московской Руси, поэтому чего-то особенно малороссийского в них нет. В начале XX в. с критикой выводов Погодина выступал украинский профессор Крымский А.Е..Его критика Погодина по сути повторяла критику Максимовича. Он искал фонетические особенности украинского языка в древнерусских летописях. Но искал он довольно своеобразно. Например, он нашел в Изборнике Святослава 1073 г. несколько слов с написанием (и) вместо (ѣ) и объявил это признаком существования украинского языка в Древней Руси. Однако в Изборнике Святослава (е) на месте (ѣ) употреблено 83 раза и только несколько раз (и). (Колесов В.В. Историческая фонетика русского языка 1980). Но Крымский почему-то эти 83 случая не заметил, причём (и) на месте (ѣ) употреблено как правило в окончании слова, а не в корне, на, что указывал проф. Булаховский Л.А. (см. выше). Кроме того, он так же как и историк Максимович нашёл несколько слов, которые объявил украинскими и представил это как доказательство существования украинского языка в древнем Киеве. Но как мы уже говорили выше, на поверку эти слова являются общеславянскими и известны в других славянских языках. Поэтому, например, поляки могли бы объявить многие слова древней Руси польскими и также заявить, что поляки жили в Древней Руси. Все эти поиски украинского языка в древней Руси похожи на то, как если бы некоторый человек зашёл в сосновый бор и найдя на полянке одинокую берёзку, начал кричать, что вокруг него берёзовый лес. Если уж на то пошло, мы бы могли тоже набрать множество древнерусских слов которых нет в украинском языке, но в русском языке они есть, как, например: плотник, птенец, ковер, колокол, коврига, серебро, который, пятно, оскорбить, ругать, опять, весьма, год, быстрота, везде, откуда, лучший, приключение, вскоре, наконец и т.д.. Таких слов множество. Тут легче привести какой-нибудь отрывок из летописи, чтобы было понятно, на каком языке говорили в древней Руси. Возьмём, например, Лаврентьевскую летопись: «В си же времена бысть знаменье на западѣ, звѣзда превелика, лучѣ имущи акы кровавы, въсходящи с вечера по заходѣ солнечнѣм.» Или какой-нибудь другой отрывок: «Цесарь же Леонъ послы рускыя почьстивъ дарми – золотом, и паволоками и фофудьями – и пристави къ нимъ мужи свои показати имъ церковьную красоту, и полаты златыя и в нихъ сущая