- А ты кто, Сергей Саныч?
- Я раньше спросил.
- Вот ты говоришь, род свой от времен Владимира Святого ведешь, так и я с тех пор веду. Только род мой, не княжий и не шляхетский. Из скоморохов мы. В крепости никогда не были. От скомороха Бубна и пошли мы, Бубновы, а с нами по роду и секреты скоморошьи передавались. Хоть и истребляли нас, да мы живучие. Скоморох он всем может быть. И царем и злыдарем.
А без доброго клинка в дороге опасно. Да и добычу, при случае, не возьмешь, одним топором да дубиной.
Бродничали, ушкуйничали, казаковали, в ямщиках бывали, христарадничать тоже доводилось. Разбоем промышляли, не без того. Вольные всегда были. В неволе не живем, не умеем. - Гаврила чуть склонил голову, хитровато щурясь.
- Удивил. Не передумал ко мне в управляющие?
- А не побоишься скомороха взять?
Заглянул испуганный слуга, вино доставил. С опаской двигается по комнате, обходя разбросанные одежды и стулья, не поднимая глаза на наши воинственные физиономии.
Гаврила налил вино в богемские бокалы. Ну что ж, за перемену твоего статуса, Гаврила Савельич Бубнов, раз готов со мной и в драку лезть, не спрашивая - кто, что и зачем? Выпьем, старый добрый Кагор, темный и сладко-терпкий. Отличное вино.
Пообедали, я закурил.
- Я ведь, когда решил о тебе, Сергей Саныч? - Вроде продолжая разговор, Гаврила задумчиво уставился в окно.
- После разбойничков ты дуванил ….
Ведь не знал как надо, а все правильно сделал. Как исстари в ватагах повелось. По доле на ватажника, три доли атаманских, да доля за удачу старшому, что без потери дуван добыт. Да Бога не позабыл, долю на церковь оставил и мне, вишь, доверил. Потешил тогда, соблюл старинное правило.
Вот сидел я и решал, то ли тебя, Сергей Саныч, по-тихому прибрать за такой-то куш, то ли за тобой идти. А с тобою - весело, покою нет, зато и в прибытке, удачлива твоя планида.
Тут и решил, куда ты туда и я, как нитка за иголкой, коли не прогонишь. Деньги не пыль, но вольной воли не стоят, а с тобой, чую, и побродить и повоевать и покуролесить выпадет. Вона как, моя скоморошья кровь и взыграла. Как на духу говорю.
Ну, спасибо, дорогой, что не насадил на перо. А мне наука. Доведет моя доверчивость меня когда-нибудь, ой доведет….
Но натуру не переделать. Сам знаю, что не самый умный представитель рода человеческого. У меня эмоции всегда впереди мозгов бежали.
Эх, сейчас бы Вадима к нам в компанию. И клинок не лишний и голова - не чета моей. В нашей компании он мозгами был, я - душою, а Витюша, чтоб ему икнулось, кошельком. А ведь не плохая бригада складывалась. Ладно, хорош вспоминать, вон, кажется и дедуля прибывает.
Во двор усадьбы или маетка, как правильно все равно не разобрался, вкатила карета, запряженная шестериком, в сопровождении десятка гайдуков. Все кони в масть - вороные. Форейтор на козлах виртуозно щелкает кнутом. На запятках еще двое слуг. Все в старопольской одежде. Гайдуки при саблях.
После смерти, пять лет назад, Станислава-Войцеха Мирского, Великого Писаря Литовского и генерала литовских войск, дом Мирских не имел явного лидера, поскольку также раскололся на сторонников и противников России. Но пан Зигмунд Мирский был уважаем всеми за возраст, богатство, смелость и ясный ум. Если уж он любил кого - так любил, но если не любил, то тоже от души.
Цельная, понимаешь, натура. Да еще и самодур был изрядный. Эпатировать свет просто обожал. Так титул князя, на который он претендовал, был где-то слегка спорный. Хотя он из Рюриковичей, природных. Все равно везде и всюду пан Зигмунд являлся князем, и никак иначе. Теперь ждем, когда за мной пошлют. Самому интересно глянуть, чего дальше будет.
Через час за мной послали гайдука из вновь прибывших. Говорит на русском языке чисто:
- Пана Сергея Горского приглашает сиятельный князь пан Зигмунд Мирский.
Сам косится на шпагу у моего бока. Я решил, все-таки, взять клинок с собой. Не по этикету, зато вдвоем веселей.
Следуем в зал, где расположился сам князь и сопровождающие его лица. Ответственный момент.
Зал ярко освещен, как на бал. Хрусталь люстры искрится светом свечей и собственным сиянием.
Четко печатая шаг, придерживая Дель Рея левой рукой, подхожу к креслу в котором восседает пан Мирский. Внучка и еще один молодой человек, лет двадцати пяти - в креслах по обе руки старца.
Внушительный дедушка. Суховат, подвижен, о росте судить трудно но вроде не высок. Глаза пронзительные, темные, совсем не старые. И знаете, внушает уважение только одним своим видом.
Отдаю короткий военный поклон, прищелкнув каблуками. Спасибо историческим фильмам и военной кафедре с полковником Косых, гонявшему нас на плацу безжалостно. Выправка - великая вещь. Если въелась в кровь, уже не вытравить. Стою молча, без наглости, но и без подобострастия на лице. Просто доброжелательное спокойствие. Первая злость прошла, а перед седой головой клоуна корчить, как-то не очень….