Себастьян встречал ее и раньше, на различных лондонских балах и приемах. Там она неизменно выглядела до кончиков ногтей королевской дочерью, наряженной в бархат и шелка, блистающей бриллиантами и жемчугами, которые ее мать, Мария-Антуанетта, успела тайно отослать из Франции с верными друзьями в самом начале революции. Сегодня же Мария-Тереза была одета в слегка поношенное темно-зеленое шерстяное платье со скромной кружевной отделкой на высоком вороте и манжетах; немодная, тяжелая шерстяная шаль укутывала ее плечи. Однако ее осанка была поистине царственной, а голова высоко поднятой, когда принцесса шагнула поприветствовать незваного гостя.
– Лорд Девлин, – произнесла Мария-Тереза странно высоким, скрипучим голосом с по-прежнему сильным парижским акцентом. – Как любезно с вашей стороны навестить нас.
Себастьян низко склонился над протянутой ему рукой.
– Благодарю, что соблаговолили принять меня без промедления.
Принцесса кивнула, но не улыбнулась. Поговаривали, будто она никогда не улыбается.
Хотя ее по-прежнему называли «сироткой из Тампля», дни тюремного заключения давно канули в прошлое. Марии-Терезе исполнилось тридцать четыре года. В детстве она была голубоглазой и белокурой, но с возрастом ее волосы потемнели до тускло-русого цвета. У нее был высокий, покатый лоб, длинный нос, выпуклые глаза с красноватыми веками и немного скошенный подбородок. Ей мало что досталось от прославленной красоты и живости матери, зато злополучное высокомерие Марии-Антуанетты явствовало налицо.
Повернувшись, Мария-Тереза указала на женщину, которая до сих пор безмолвно стояла поодаль.
– Это моя преданная компаньонка, леди Жизель Эдмондсон.
Леди Жизель была примерно одних лет со своей госпожой, но выше ее ростом и более изящно сложена, с очень светлыми волосами и совершенно эльфийским лицом. Дочь английского графа и его супруги-француженки, она родилась в Париже и провела идиллическое детство среди мягких перин, пахнущих лавандой садов и розовых восходов над Сеной. Граф, горячий сторонник идей Просвещения, приветствовал первые ростки революции с почти исступленным энтузиазмом. Штурм Бастилии несколько встревожил его, но он презрительно отказался присоединиться к паническому бегству собратьев-аристократов за Ла-Манш. К тому времени, когда по водосточным канавам потекла благородная кровь, а по улицам понесли, насадив на пики, головы дворянок с развевающимися волосами, было уже слишком поздно спасаться.
Одной из темных, ветреных ночей граф, собрав домочадцев, попытался бежать. Им удалось проехать не более тридцати миль, прежде чем ревущая толпа окружила карету. Прижимая младших брата и сестру лицом к своим юбкам, тринадцатилетняя Жизель смотрела, как родителей вытащили из экипажа и растерзали на части. А затем улюлюкающие мужчины в красных колпаках и скалящиеся женщины вырвали детей у нее из рук.
– Мы воспитаем из них добрых санкюлотов, – заявили они.
Себастьян слышал, что леди Жизель впоследствии года три разыскивала брата и сестру, но тщетно. К тому времени, когда она наконец покинула Францию в свите освобожденной из заключения принцессы, ей было всего шестнадцать.
Она так и не вышла замуж. Однако каким-то образом сумела примириться с ужасами прошлого и обрести достойное зависти душевное равновесие. В отличие от Марии-Терезы леди Жизель не цеплялась за свою скорбь и не носила свои страдания, словно орден.
– Мы с вами встречались, – сообщила она Себастьяну с приветливостью, которой так недоставало принцессе, – но лишь однажды и очень коротко, поэтому вряд ли вы помните.
– На балу у герцогини Клейборн, в прошлом июне, – подхватил он, возвращая фрейлине улыбку.
Та рассыпала удивленный смешок:
– Благие небеса. Как вы умудрились это запомнить?
Себастьян запомнил, поскольку счел в высшей степени трагичной историю жизни этой аристократки, а ее способность преодолевать тягчайшие испытания – вдохновляющей. Но сказал только:
– Слухи о дырявости моей памяти сильно преувеличены.
Леди Жизель снова засмеялась, затем бросила почти извиняющийся взгляд в сторону принцессы и подняла ладонь к губам, словно прикрывая улыбку.
– Давайте пройдемся, – предложила Мария-Тереза, поворачивая в сторону видневшегося в отдалении канала. – Скажите, милорд, как поживает ваша супруга?
Фрейлина следовала за ними на расстоянии нескольких шагов.
– Она благополучна, благодарю вас, – слегка поклонился Себастьян.
– Я слышала, виконтесса ждет ребенка. Мои поздравления.
– Спасибо.
– И вы ведь прожили в браке совсем недолго! Ваша жена поистине счастливица. – Рука Марии-Терезы мимолетным, бессознательным движением коснулась ее собственного плоского лона. Будучи замужем уже тринадцать лет, принцесса так и не зачала. Но слухи утверждали, будто она продолжает питать уверенность в том, что однажды Господь пошлет ей дитя – наследника, который продолжит род Бурбонов.
Но время стремительно истекало – и для Марии-Терезы, и для ее династии.
– Я ведь догадываюсь, зачем вы здесь.
– Вот как?
– Вы проявляете особый интерес к расследованию убийств, не так ли? А позавчера в лондонской трущобе убили француза, некоего Пельтана.
– Вы были знакомы с доктором Пельтаном?
– Вам, несомненно, известно о факте нашего знакомства. Иначе зачем бы вы явились?
Когда Себастьян промолчал, принцесса продолжила:
– Как вы знаете, в Париже он считался довольно авторитетным врачом.
– Нет, я не знал.
Мария-Тереза смотрела прямо перед собой.
– Я подумала, что мне стоит проконсультироваться у него.
– У меня почему-то сложилось впечатление, что доктор не принадлежал к роялистам.
Губы принцессы поджались.
– Нет, – признала она, – не принадлежал. Тем не менее врачом он был превосходным.
Себастьян всмотрелся в горделивый профиль собеседницы. Эту женщину с младенчества обучали не выказывать свои истинные мысли и чувства. И все же невозможно было не заметить таившийся под личиной учтивости яростный гнев.
– А француз по имени Армон Вондрей вам не знаком?
Он ожидал, что Мария-Тереза станет отпираться. Вместо этого она презрительно скривилась:
– К счастью, я никогда не встречала его лично. Однако да, я о нем слышала. Вульгарный выскочка, возомнивший себя равным с высшими мира сего. В правительстве Франции теперь таких много. Но милостью Божьей скоро все они обратятся в прах. Как только династия Бурбонов вернется на свое законное место, Вондрей и ему подобные, как тараканы, бросятся врассыпную от ослепительного света Господнего предначертания.
Себастьян старательно сохранял нейтральное выражение лица.
– А как насчет некоей француженки, Александри Соваж? С ней вы знакомы?
– Соваж? – Остановившись на краю аллеи, принцесса развернулась, посмотрела ему прямо в глаза и с абсолютным спокойствием ответила: – Нет, навряд ли. А теперь вы должны меня извинить, я желаю пройтись одной. Леди Жизель проводит вас обратно к дому. – И, круто повернувшись, с высоко поднятой головой и чопорно выпрямленной спиной решительно зашагала прочь от визитера.
– Извините. Ее высочество сегодня немного… напряжена, – подошла к виконту леди Жизель.
По наблюдениям Себастьяна, Мария-Тереза всегда была такой. Но он сказал только:
– Если вам угодно последовать за ней, я вполне способен отыскать обратную дорогу самостоятельно.
Фрейлина покачала головой.
– Когда принцесса говорит, что желает побыть одной, ее следует понимать буквально.
Они бок о бок пошли обратно по аллее. Через какое-то время леди Жизель нарушила молчание:
– Я знаю, многие считают ее высочество холодной и жесткой, даже надменной. Но в действительности она – достойная восхищения женщина, сильная духом и очень благочестивая. Она проводит дни, помогая своему дяде или навещая приюты для сирот и неимущих.