Фрейлина следовала за ними на расстоянии нескольких шагов.
– Она благополучна, благодарю вас, – слегка поклонился Себастьян.
– Я слышала, виконтесса ждет ребенка. Мои поздравления.
– Спасибо.
– И вы ведь прожили в браке совсем недолго! Ваша жена поистине счастливица. – Рука Марии-Терезы мимолетным, бессознательным движением коснулась ее собственного плоского лона. Будучи замужем уже тринадцать лет, принцесса так и не зачала. Но слухи утверждали, будто она продолжает питать уверенность в том, что однажды Господь пошлет ей дитя – наследника, который продолжит род Бурбонов.
Но время стремительно истекало – и для Марии-Терезы, и для ее династии.
– Я ведь догадываюсь, зачем вы здесь.
– Вот как?
– Вы проявляете особый интерес к расследованию убийств, не так ли? А позавчера в лондонской трущобе убили француза, некоего Пельтана.
– Вы были знакомы с доктором Пельтаном?
– Вам, несомненно, известно о факте нашего знакомства. Иначе зачем бы вы явились?
Когда Себастьян промолчал, принцесса продолжила:
– Как вы знаете, в Париже он считался довольно авторитетным врачом.
– Нет, я не знал.
Мария-Тереза смотрела прямо перед собой.
– Я подумала, что мне стоит проконсультироваться у него.
– У меня почему-то сложилось впечатление, что доктор не принадлежал к роялистам.
Губы принцессы поджались.
– Нет, – признала она, – не принадлежал. Тем не менее врачом он был превосходным.
Себастьян всмотрелся в горделивый профиль собеседницы. Эту женщину с младенчества обучали не выказывать свои истинные мысли и чувства. И все же невозможно было не заметить таившийся под личиной учтивости яростный гнев.
– А француз по имени Армон Вондрей вам не знаком?
Он ожидал, что Мария-Тереза станет отпираться. Вместо этого она презрительно скривилась:
– К счастью, я никогда не встречала его лично. Однако да, я о нем слышала. Вульгарный выскочка, возомнивший себя равным с высшими мира сего. В правительстве Франции теперь таких много. Но милостью Божьей скоро все они обратятся в прах. Как только династия Бурбонов вернется на свое законное место, Вондрей и ему подобные, как тараканы, бросятся врассыпную от ослепительного света Господнего предначертания.
Себастьян старательно сохранял нейтральное выражение лица.
– А как насчет некоей француженки, Александри Соваж? С ней вы знакомы?
– Соваж? – Остановившись на краю аллеи, принцесса развернулась, посмотрела ему прямо в глаза и с абсолютным спокойствием ответила: – Нет, навряд ли. А теперь вы должны меня извинить, я желаю пройтись одной. Леди Жизель проводит вас обратно к дому. – И, круто повернувшись, с высоко поднятой головой и чопорно выпрямленной спиной решительно зашагала прочь от визитера.
– Извините. Ее высочество сегодня немного… напряжена, – подошла к виконту леди Жизель.
По наблюдениям Себастьяна, Мария-Тереза всегда была такой. Но он сказал только:
– Если вам угодно последовать за ней, я вполне способен отыскать обратную дорогу самостоятельно.
Фрейлина покачала головой.
– Когда принцесса говорит, что желает побыть одной, ее следует понимать буквально.
Они бок о бок пошли обратно по аллее. Через какое-то время леди Жизель нарушила молчание:
– Я знаю, многие считают ее высочество холодной и жесткой, даже надменной. Но в действительности она – достойная восхищения женщина, сильная духом и очень благочестивая. Она проводит дни, помогая своему дяде или навещая приюты для сирот и неимущих.
– Этим же она занималась и в прошедший четверг?
– В прошедший четверг? О, нет, в четверг же было двадцать первое января.
– А это значимая дата?
Леди Жизель со смутным удивлением глянула на виконта, затем торопливо выдохнула:
– Ах да, вы же не француз, потому и не знаете. Ее отца, короля Людовика XVI гильотинировали в десять часов утра двадцать первого января 1793 года. Вам известно, что принцесса хранит рубашку, в которой он был казнен? Королевский исповедник сберег ее и передал дочери. В каждую годовщину смерти отца Мария-Тереза запирается с его рубашкой у себя в комнате и весь день проводит в молитве. Точно так же как и в каждую годовщину убийства матери.
«Двадцать лет, – подумал Себастьян. – Родители принцессы уже двадцать лет как мертвы, а она все не может оставить позади те горестные времена и научиться радоваться жизни». Он задался вопросом, проводит ли леди Жизель годовщину смерти своих отца и матери, уединившись с какой-нибудь окровавленной реликвией.