Эту небольшую католическую церковь основали в конце прошлого века бежавшие от революции французские священники[15]. Убранство храма было простым до примитивности: общую суровость смягчали только изображения стояний крестного пути[16] да россыпь настенных гробниц. На видном месте стоял стул с высокой спинкой, служивший «троном» некоронованному королю Франции, когда тот удостаивал богослужение своим присутствием. Если Дамион Пельтан действительно прибыл в Лондон в составе Наполеоновской делегации – что подтверждал сегодняшний разговор Геро с ее матерью, – то выбор именно этой часовни местом его отпевания казался несколько ироничным.
С другой стороны, не следовало забывать, как Наполеон сумел заставить папу Пия VII короновать его императором.
Тихо прикрыв за собой дверь, Себастьян запнулся и бросил взгляд по короткому центральному проходу туда, где возле алтаря виднелся открытый темный дубовый гроб, задрапированный синим бархатом. Он не подошел к гробу, а скользнул в сторону, встав у задней стены храма, глубоко в тени, отбрасываемой сверху шаткой деревянной галереей.
В церкви висела тяжелая, гнетущая тишина, перемежаемая редким покашливанием. На похоронах присутствовали всего три человека, расположившихся каждый отдельно на коротких рядах скамей, разделенных центральным проходом. Себастьян узнал Армона Вондрея на втором ряду. Полковник Андре Фуше выбрал место на три ряда дальше и довольно-таки в стороне. Виконт заметил, как Фуше достал из кармана часы и, проверив время, нахмурился. Третий, с тонким костлявым лицом, красным носом и прямыми черными волосами, примостился на задней скамье. Сгорбленный от холода незнакомый мужчина сидел, уткнувшись в книгу. Это наверняка был секретарь, Камилл Бондюран.
Проходили минуты. Скрестив руки на груди и не обращая внимания на сырость, просачивавшуюся сквозь подошвы сапог, Себастьян рассматривал уцелевших членов делегации. Три человека, которые были знакомы и жили вместе, присутствуя на похоронах одного из своих, игнорировали друг друга. Утверждение Митта Пебблза, что французы не особо ладят между собой, явно не было голословным.
От входа раздался звук открывающейся двери.
Худощавый, броско одетый мужчина с каштановыми волосами переступил порог, остановился, снял шляпу и, смочив пальцы святой водой, рассеянно сотворил крестное знамение.
То был Амброз Лашапель.
«Какого дьявола он здесь делает?» – удивился виконт, уставившись на вошедшего.
Он заинтригованно наблюдал, как французский придворный скользнул к молитвенной скамье напротив секретаря, опустился на колени, еще раз перекрестился и склонил голову. Себастьяну пришло на ум, что Лашапель был единственным человеком в церкви, который молился.
Городские колокола давно пробили семь. Полковник Фуше нахмурился и снова посмотрел на часы. Судя по шепоту и движению в ризнице, священник наконец-то готовился начать свое печальное шествие. Но тут с шумным рывком опять распахнулась входная дверь, и в часовне появился еще один мужчина: среднего роста и телосложения, лет тридцати пяти, со скучающими серыми глазами и по-модному растрепанными густыми, медового цвета волосами. Его изысканно скроенное пальто шилось одним из лучших портных Лондона, однако замшевые бриджи более подходили для верховой прогулки в парке, чем для похорон, а шейный платок был повязан весьма небрежно. Не сняв фетровый цилиндр, не склонив головы, он стремительно прошагал по центральному проходу и резко остановился у изголовья открытого гроба.
Себастьян с интересом наблюдал за ним. Новоприбывшего звали лорд Питер Рэдклифф; он приходился младшим сыном покойному и братом нынешнему герцогу Линфорду. Если верить сложившейся репутации, Рэдклифф не проявлял никакого интереса ни к правительственным делам, ни к коммерции, а вел гедонистический образ жизни, который по большей части вращался вокруг оперы, скачек и разорительных игорных заведений, популяризуемых принцем-регентом и его свитой.
Зачем же он здесь?
С застывшими плечами, то разжимая пальцы опущенных рук, то сжимая их в кулаки, лорд Питер с полминуты постоял у гроба, вглядываясь в бледное лицо покойника. А затем повернулся и покинул церковь в тот самый миг, когда отворилась дверь из ризницы.
В неф выковылял согбенный, высохший священник в белоснежной альбе и расшитой золотыми крестами черной столе, сопровождаемый двумя министрантами и дуновением ладана. Приглушенно покашливая и прочищая горло, пришедшие на отпевание поднялись на ноги.
Себастьян тихонько выскользнул в главную дверь. Но к тому времени, когда он выскочил на тротуар, коляска Рэдклиффа уже катила в сторону Джордж-стрит и ее фонари бешено болтались от покачивания хорошо подрессоренного экипажа.
15
Вследствие французской революции в Англию хлынула толпа беженцев-католиков. Но в Британии римско-католическая церковь со времен Реформации находилась под запретом. В 1798 году лидер французского духовенства в Англии, Жан-Франсуа де ла Марш, епископ Сен-Поль-де-Леон, добился выделения участка под строительство католической часовни. Храм был освящен 15 марта 1799 года во имя Нотр-Дам-де-л’Анонсиасьон (Благовещения Пресвятой Богородицы). Часовня быстро стала центром общения для изгнанников. Здесь венчались два будущих французских монарха – граф Прованский и граф д’Артуа. После реставрации власти Бурбонов в 1814 году многие из ссыльных вернулись во Францию, и часовня лишилась значительной части своей паствы. Однако указом Людовика XVIII ей был присвоен статус Королевской часовни Франции и выделено содержание из королевской казны. Среди ее прихожан по иронии судьбы побывали и члены императорской семьи: братья Бонапарта – Жозеф и Люсьен (когда они жили на Парк-Кресент в 1833 году) и его племянник Наполеон III с супругой Евгенией.
16
Традиционно на стенах католических храмов помещаются по периметру четырнадцать картин или скульптурных композиций, соответствующих четырнадцати стояниям крестного пути. Во время Великого поста, особенно по пятницам, проводятся специальные богослужения крестного пути, во время которых молящиеся обходят весь храм.