Виконт все еще задумчиво смотрел вслед коляске, когда из часовни позади него вышел Армон Вондрей.
ГЛАВА 16
Глава тайной парижской миссии остановился в тени скромного портика часовни. Он был невысоким, полноватым, с пухлыми пальцами и короткой шеей, укутанной в пышный белый галстук. Упитанные щеки и глаза, буквально исчезавшие на круглом розовом лице, когда Вондрей улыбался, создавали видимость добросердечного благодушия. Но Себастьян понимал, что эта видимость обманчива. Занимаемого Вондреем положения невозможно было достичь без не имеющей границ беспринципности и того жестокого своекорыстия, которое не ведает пощады и компромиссов.
– Я знаю, кто вы, – заговорил француз. – Вы пресловутый графский сын, странно одержимый расследованием убийств и утверждением справедливости. Девлин, правильно? Я заметил вас у задней стены церкви.
Себастьян повернулся к нему лицом:
– Решили не оставаться на заупокойной службе?
Вондрей негромко хмыкнул.
– В детстве я учился на священника. Излишне упоминать, что род деятельности выбирался не мной. В нашей семье все вторые сыновья шли в армию, а третьи – в церковнослужители. И я хотя бы по той причине навеки останусь благодарным революции, что она избавила меня от жизни, полной лицемерия и невыразимой скуки. Поверьте мне, Дамион Пельтан был не так глуп, чтобы ожидать, что я досижу до конца его траурной мессы.
– Вы хорошо знали Пельтана?
– Он был моим личным врачом. У меня, знаете ли, слабое сердце.
– Это не ответ на мой вопрос.
– Разве? – Вондрей неспешно сошел с последней ступеньки и остановился на тротуаре. Странная, напряженная усмешка присобрала кожу в уголках его глаз. – Проявите мудрость, милорд, и оставьте это дело в покое, а? Поверьте, для всех заинтересованных лиц будет лучше, чтобы доктора считали погибшим от рук грабителей.
– Лучше для вас, для меня или для Пельтана?
Усмешка собеседника стала шире.
– Для всех.
– Сегодня по дороге из Хартвелл-Хауса в Лондон меня пытались убить. Вам, случайно, ничего об этом не известно?
Француз громко и, похоже, с неподдельным весельем рассмеялся:
– Смертоносная семейка, эти Бурбоны. Вы не представляете себе, во что ввязываетесь.
– Не до конца, – согласился Себастьян. – Однако у меня очень богатое воображение плюс трезвое понимание того, как может повлиять гибель полумиллиона мужчин за полгода на отношение общества к легитимности выскочки-правителя.
Вондрей больше не улыбался.
Виконт продолжил:
– Принимая во внимание, что один из членов вашей делегации был…
– Делегации?! Что за выдумки!
– …был убит, от вас следует ожидать содействие любым попыткам разыскать его убийцу. Вы же, похоже, в расследовании не заинтересованы. Почему?
– Но мы содействуем – представителям Боу-стрит. А они заключили, что Пельтан пал от рук грабителей. Зачем раздувать его смерть в нечто большее, нежели есть на самом деле?
– Дамиона Пельтана убили отнюдь не грабители, и вам об этом известно.
– Вы столь уверены, милорд?
– Какой грабитель забирает сердце своей жертвы, но оставляет кошелек?
Лицо Вондрея резко вытянулось с выражением, похожим на ужас.
– Что вы сказали?!
– Вы слышали. – Себастьян всмотрелся в бледные, внезапно осунувшиеся черты собеседника. – Хотите убедить меня, будто вы не знали?
Француз дрожащей рукой отер губы.
– Нет. Меня не посвящали в подробности. То есть я видел тело в той ужасной секционной возле Тауэра. Я видел, что грудь была… Но сердце? Забрали?! – Он тяжело сглотнул. – Вы уверены?
– Это известие выбило вас из колеи. Почему?
– Господи Боже, а кого бы не выбило? В смысле… вырезать у человека сердце! Дикость! Дело рук безумца! Какое жестокое, опасное место этот ваш Лондон!
– Не спорю. Однако он гораздо благоприятнее для здоровья, чем Париж, скажем, в 1793 году. Вы не согласны?
– Те темные дни уже двадцать лет как в прошлом, – окаменела челюсть Вондрея.
– Двадцать лет – не такой уж долгий срок.
Подул ветер, погнал по улице сорванную театральную афишу и с внезапной, неожиданной отчетливостью донес до собеседников голос священника:
– Ambulabo coram Domino, in regione vivorum[17]…
– Кто желал бы поставить крест на возможности мирных переговоров между Наполеоном Бонапартом и британским правительством? – спросил Себастьян.
17
Буду ходить пред лицом Господним на земле живых… – Псалом 114:9 (в последнем переводе Nova Vulgata, утвержденном Иоанном Павлом II в 1979 г. – Псалом 116:9). Интересно, что в каноническом (c 1590 г.) переводе Иеронима Стридонского (382 г.) первое слово было иным: «Placebo Domino in regione vivorum» (Буду угоден Господу на земле живых).