– Я не говорил…
– Хорошо, из уважения к вашей необычайной чувствительности к языковым тонкостям, я перефразирую вопрос: если бы между Парижем и Лондоном велись предварительные мирные переговоры, кто был бы заинтересован в их безвременном прекращении?
– Откровенно, monsieur? Перечислять можно до бесконечности. По моему опыту, тем, кому война приносит прибыль, никогда не бывает достаточно. Для них война – это благоприятные возможности, а не лишения и горе. В конце концов, их сыновья редко оказываются в безымянных могилах на чужой земле.
Себастьян всмотрелся в стоявшего перед ним дородного, успешного чиновника. Очевидно, Вондрей и сам извлек немалую выгоду из революции и последовавших за ней бесконечных войн. Но спросил только:
– У вас на примете есть кто-то конкретный?
Собеседник деланно улыбнулся.
– Наверняка вам лучше, чем мне, известно, кто из англичан наживается на войне, да?
– А из французов?
Вондрей покачал головой.
– Во Франции даже те, кто когда-то разбогател благодаря империи, понимают, что военные затраты последних двух десятилетий больше не окупаются. Мне кажется, французов, наиболее яростно возражающих против замирения Англии и Наполеона, следует искать на этом берегу Ла-Манша, а не на том.
– Имеете в виду роялистов?
– Эмигрантов, роялистов, Бурбонов. Здесь десятки тысяч моих бывших соотечественников. Большинство из них мечтают когда-нибудь вернуться на родину. И отомстить.
– Известно ли Бурбонам о вашем присутствии в Лондоне?
– Официально? Нет. Но мало кто из сторон этого конфликта не располагает собственными шпионами.
– Возможно ли, что за смертью Пельтана стоит граф Прованский?
– Граф Прованский? – Вондрей наморщил нос, отчего уголки его рта поползли вниз. – Самозваный Людовик XVIII болен, бездетен и не по годам немощен. По моему мнению, единственный, кто заслуживает внимания – это его младший брат, граф д’Артуа. Он, да еще племянница, герцогиня Ангулемская. Было бы ошибкой сбрасывать со счетов Марию-Терезу как полоумную. В конце концов, она – дочь Марии-Антуанетты. Я слышал, сам Наполеон назвал ее единственным мужчиной в семье Бурбонов.
– Он опасается принцессы?
– Я бы не заходил так далеко, чтобы утверждать, будто Наполеон ее опасается. Однако он не спускает с нее глаз. Определенно, не спускает. – Коснувшись полей своей шляпы, Вондрей кивнул: – Сударь…
Он уже поворачивался уходить, когда Девлин спросил:
– А вы, случайно, не знакомы с лордом Питером Рэдклиффом?
Француз медленно развернулся обратно лицом к виконту:
– Я знаю его достаточно хорошо, чтобы отличить от других. В вашем понимании это сойдет за знакомство? – Темные глазки неожиданно довольно блеснули. – Полагаю, вы заметили, что он тоже не остался на заупокойной службе?
– Зачем сыну герцога Линфорда посещать отпевание какого-то французского врача, прибывшего в Лондон всего три недели назад?
– По-моему, Рэдклифф женат на француженке. На какой-то давнишней знакомой Пельтана.
Себастьян знал леди Питер, поскольку та славилась редкостной красотой. Девушка приехала в Англию девять лет назад, когда у ее отца, уважаемого генерала Великой армии, случилась ссора с Наполеоном, вынудившая семью срочно покинуть Францию. Но беглянка прибыла в Лондон отнюдь не нищей, поскольку генералу удалось скопить кругленькую сумму, предусмотрительно размещенную за границей. И почти половину своего состояния он оставил красавице-дочери.
В глазах Вондрея сверкнул неприятный огонек.
– Возможно, вы ищете слишком мудреный мотив для этого убийства, милорд. Не исключено, что мы имеем дело с обычной – хоть и несколько кровавой – affaire de cœur[18]. Это многое бы объяснило, правда?
– Пельтан был влюблен в леди Питер?
– Может, в юности – как знать? Дамион Пельтаном был моим врачом, а не другом и наперсником. – Вондрей еще раз поклонился: – А теперь действительно прошу меня извинить, милорд.
Себастьян смотрел, как француз шагает по направлению к Портман-сквер и холодный ветер развевает полы его черного пальто, а в это время из церкви доносилось низкое, печальное пение:
– Pie Jesu Domine, dona eis requiem. Amen[19].
ГЛАВА 17
Лорд Питер Рэдклифф принадлежал к тем, кто носит звание аристократа с непринужденным изяществом и добродушной улыбкой. Он родился среди роскоши и привилегий вторым сыном у герцога, а следовательно, вся ответственность за управление обширными родовыми поместьями и солидными капиталовложениями возлагалась не на него, а на его старшего брата. Лорду Питеру же досталось щедрое денежное содержание и свобода проводить свои дни как заблагорассудится: в кресле перед знаменитым эркерным окном в «Уайтсе», на охоте в Мелтон-Моубрее или в кругу бонвиванов, известных своими изысканными манерами, безупречным вкусом и готовностью заключать пари на что угодно.
19
Милостивый Господи Иисусе, даруй им покой. Аминь. – Последние слова из секвенции «Dies irae» (День гнева) из заупокойной мессы (реквиема).