– Помню.
– Я выполнял поручение полковника Синклера Олифанта, когда меня захватил в плен отряд французских кавалеристов. Она была с ними. Точнее, с любовником, неким лейтенантом Тиссо. При побеге я убил его.
Это была не вся история – далеко не вся. Но к тому времени, когда она произошла, искалеченный Гибсон уже вернулся в Лондон, и Себастьян предпочел не посвящать друга в ужасные подробности.
– Думаешь, она затаила на тебя злобу?
Себастьян оглянулся. Ветер швырял в окно снег и словно бы доносил слабый шепот давно минувшего прошлого.
– А ты как считаешь?
Гибсон направился подбросить в огонь угля, а затем так и остался стоять у камина, опираясь рукой об полку и всматриваясь в языки пламени.
Через некоторое время Себастьян снова заговорил:
– Я тут кое-что узнал, может, существенное, а может, и нет. Отец Дамиона Пельтана был одним из врачей, выполнявших вскрытие тела маленького дофина, когда тот умер в тюрьме Тампль. И лечил мальчика перед самой кончиной.
– Ты серьезно? – повернувшись, уставился на друга Гибсон.
– Граф Прованский лично подтвердил данный факт.
– Мне это не нравится.
– Мне тоже. Особенно если учесть, что Пельтана убили в годовщину казни Людовика XVI.
Гибсон оттолкнулся от камина.
– Много ли тебе известно о смерти последнего дофина?
– Сомневаюсь, что хоть кому-то многое известно о тех временах. Но есть один французский аристократ, близкий к графу Прованскому, – Амброз Лашапель. Мне кажется, он куда осведомленнее, нежели делает вид. По самому широкому кругу вопросов.
– Думаешь, тебе удастся его разговорить?
Допив вино, Себастьян отставил в сторону стакан.
– Не знаю. Однако намерен попытаться.
ГЛАВА 26
После того как Девлин уехал, Пол Гибсон направился в дальнюю комнату и остановился в дверях.
Александри Соваж, все еще одетая, лежала поверх одеяла, откинув голову и закрыв глаза.
По положению ее хрупкого тела Пол видел, как дорого ей обошлась попытка подняться даже на несколько коротких минут.
– Это было неразумно, – заметил он.
Повернув голову, Александри посмотрела на него.
– Я уже иду на поправку.
– Если будете и дальше выкидывать такие фортели, до поправки не дойдете.
Тень улыбки коснулась ее губ. У нее был крупный, щедрый рот с мягкими изгибами, пробуждающими в мужчине желание провести по ним пальцем.
– Ваш друг не рассказывал вам прежде? О Португалии, я имею в виду?
– Нет.
Александри сглотнула, дернув тонким горлом.
– И ваше отношение ко мне не изменилось, после того как вы узнали, что у меня был любовник?
– С какой стати? Я тоже имел любовниц. – Правда, у него никогда не было жены, а с тех пор как он потерял ногу, с женщинами вообще не складывалось, но Гибсон не видел смысла сейчас об этом распространяться.
– Это разные вещи.
– Не понимаю, в чем разница.
– Все вы понимаете. Наше общество ожидает – нет, требует – абсолютно разного поведения от мужчин и от женщин.
– Что с вами случилось после гибели вашего возлюбленного?
На мгновение Гибсону показалось, что она замкнулась и не собирается отвечать, и если бы можно было вернуть свои слова обратно, он бы вернул. Слишком личным получился этот вопрос, слишком явно выдавал его интерес к Александри, а по страдающему выражению ее глаз он уже догадался, насколько безрадостными выдались для нее те времена.
– Я повстречала английского капитана – Майлза Соважа. Он… как вы, англичане, говорите? Ах, да, вспомнила: он сделал из меня честную женщину. Любопытное выражение, правда? «Честная женщина» – нечто, совершенно отличное от «честного мужчины» и не имеющее никакого отношения к правдивости или ее отсутствию. Да уж, женская честь разительно отличается от мужской. Когда речь заходит о женщинах, то все наши вероятные достоинства – порядочность, доброе имя, даже добродетель как таковая – сводятся лишь к тому, кого мы пускаем к себе между ног.
Когда Гибсон промолчал, она кривовато усмехнулась:
– Я шокировала вас.
Он покачал головой.
– Это не так легко сделать, как вам могло показаться. Но ведь вы именно этого и хотели? Шокировать меня?
Александри склонила голову набок, не сводя глаз с его лица. И он понял, что угадал. Но оказался не готов к ее следующему выпаду.
– Интересно, а ваш добрый друг виконт Девлин знает о вашем пристрастии к опиуму?
Гибсон стремительно втянул в себя воздух.
– Для него не секрет, что я время от времени принимаю лауданум. Он был со мной, когда отрезали то, что осталось от моей ноги – держал меня, пока хирург орудовал пилой.